– Второй пункт программы Манифеста – высокий прогрессивный налог – тоже введен! Причем невиданная нигде больше в мире ставка пятьдесят процентов налога на прибыль от спекуляции и ростовщичества равнозначна запрету и того, и другого.
Согласились все, сидящие в купе. Нелюбовь к процентщикам была всеобщей и повсеместной.
– Третий пункт – отмена права наследования, как видите, тоже сокращен кардинально. Наследование титула – это, знаете ли, вековая база высшего света, и невозможность передавать его по наследству производит еще не оцененную перестройку общества… Впрочем, вам как дворянину…
– Меня это не интересует, – нервно поморщился Ленин. Дворянство и революция, дворянство и бесклассовое общество плохо вязались между собой и создавали для него постоянный дискомфорт при общении с «низшими сословиями».
– Как скажете. Продолжим. Пункты пять, шесть и семь – централизация кредита, транспорта и увеличение числа государственных фабрик – также реализуются у вас на глазах. Столыпин это поддерживает двумя руками, ибо управлять лоскутным одеялом невозможно. Одинаковая обязательность труда – пункт восемь – вытекает из ликвидации всех и всяких синекур, в первую очередь великокняжеских, благодаря этому бюджет уже сэкономил миллионы рублей. Соединением земледелия с промышленностью, стиранием границы между городом и деревней – пункт девять – занимается денно и нощно Александр Николаевич.
Балакшин привстал и церемонно поклонился, чуть не смахнув своей бородой стаканы с остывшим чаем.
– Ну и, наконец, пункт десять – общественное и бесплатное образование всех детей. Вы прекрасно знаете количество манифестов и указов на эту тему, а я лично ежемесячно открываю казенные школы и интернаты для малообеспеченных и беспризорных…
– И какой вывод из всего вышесказанного?
– Простой: то ли провидением Всевышнего, то ли влекомое непреодолимыми обстоятельствами, но царское правительство России, начиная с первых дней двадцатого века, кирпичик за кирпичиком строит именно то здание, которое описал в своем манифесте Маркс. Я перечислил все пункты. Добавлю, что, призывая «централизовать все орудия производства в руках государства», основатели марксизма предупреждали: это может «произойти сначала лишь при помощи деспотического вмешательства в право собственности и в буржуазные производственные отношения». Вот наш самодержавный тиран и централизует орудия производства в руках государства путем достаточно деспотического вмешательства. Все строго в соответствии с «Манифестом Коммунистической партии». И это, кстати, главная причина, по которой я принял предложение участвовать в работе комиссии графа Толстого и вообще остался в России, а не уехал в Польшу или в вашу вотчину – Финляндию.
– Революционный царь? Смешно!
– А что вас смущает? Если есть революционный капиталист Энгельс, революционный дворянин Ульянов и даже революционный князь Кропоткин, то почему не может быть революционным император? Тем более что революция – это просто переход от менее эффективной модели отношений к более эффективной. Все хотят в светлое будущее, Владимир Ильич, никто не желает прозябать в темном прошлом, – резюмировал Дзержинский и, прислонив голову к мягкой обшивке, прикрыл глаза, явно не собираясь продолжать дискуссию.
– Вы хотите знать, что меня смущает? – Ленин вскочил и попытался ходить взад-вперед по купе. – Меня смущает притягивание за уши случайных… да-да, я подчеркиваю, случайных результатов действий царской администрации к плану системных революционных преобразований, которые под силу только одному классу, ведомому партией, готовой взять на себя ответственность за самые радикальные изменения в жизни общества! А вы? А в буржуазной и тем более в клерикальной среде есть хоть кто-то, кто способен взять на себя такую ответственность?
– Феликс Эдмундович, – всплеснул руками Балакшин, – вы просто обязаны показать Владимиру Ильичу свой проект закона об ответственности политических партий и политиков!
– Какой проект? – живо сверкнул глазами Ленин.
– Закон, предусматривающий полную материальную ответственность и уголовное наказание за невыполнение предвыборных обещаний… Как там у вас было… «О запрете пустых политических лозунгов!» Феликс Эдмундович, просим!..
Столыпин нашел начальника контрразведки ротмистра Лаврова в специально выделенном под его службу сдвоенном купе. В прокуренном насквозь – хоть топор вешай – походном кабинете Владимир Николаевич корпел у бюро, как заправский картежник, раскладывая пасьянс из агентских визиток, похожих по размеру и «рубашкам» на обычные игральные карты. Когда император своим указом снял обязательное условие набирать сотрудников среди потомственных дворян, его скромное «разведочное отделение» из двенадцати человек всего за год разрослось до совершенно фантастических размеров в четыреста сотрудников. Осталось количество превратить в качество. А вот с этим была проблема.