Стальная хватка империи

– За-замечу, что в по-последний раз германцы бомбили Ло-ондон бо-больше месяца назад, – с трудом выговорил полковник Уточкин, изрядно заикающийся еще с детства и усугубивший этот дефект после аварии во льдах Арктики. При всей своей славе лихого и не слишком-то склонного к кропотливой штабной работе пилота, фотографическая память и способность оперировать в уме пятизначными цифрами делали его незаменимым участником подобных заседаний. – И сра-сразу после этого их начало «за-заносить» через нашу границу.

– Они смогли накопить месячный запас бомб в дополнение к текущему производству, – кивнул начальник военно-учетного стола генерал-майор Деникин. – А активных военных действий германцы не ведут уже более шести месяцев, и запасы артиллерийских снарядов и патронов у них еще выше, поскольку сокращения производства не зафиксировано.

– Позвольте продолжить, – скривился Потапов, недовольный тем, что его перебивают. – Венгерские войска пока не подают признаков повышенной боеготовности, а вот болгарская армия, усиленная Восьмым Австрийским и Девятым Богемским корпусами, концентрируется вблизи греческой границы с общим направлением на Константинополь и Салоники.

– При этом Царьград оказывается в пределах действия дальнобойной артиллерии болгар, – кивнул генсек, – как и передовые позиции Боспорского оборонительного района.

– В дополнение к артиллерии, – нахмурился Потапов, – на аэрополях Багдадской линии «София» и «Галлиполи» сконцентрировалось до двух десятков транспортных цеппелинов, якобы задержавшихся из-за неисправностей. А три дня назад по Константинопольской дороге из Германии прибыли четыре транспортных и шестнадцать пассажирских эшелонов, вставших под разгрузку на срочно построенных и не известных нам до недавнего времени полевых станциях.

– Войска и боеприпасы, – констатировал генсек.

– По сообщениям источников, – очень тихим голосом произнес сидевший в уголке старичок типично семитской внешности, со знаками различия ветерана ВМС и орденскими планками России и Израиля, – три германских офицера, гулявших несколько дней назад в одном из кабаков Софии, имели на рукаве нашивку Верденского щита.

– Штурмовые группы, – отметил командующий БОР адмирал Эбергард. – Против константинопольских и салоникских греков такие вояки не нужны. Это по наши души. Если это те войска, что брали Верден…

Собравшиеся переглянулись. Оборона Боспорского района строилась на совесть, на большую глубину не только в оперативно-тактическом, но и в прямом смысле – в плане зарывания в землю. Однако до французских крепостей с их бетонными потернами, долговременными фортами и подземными узкоколейками ей еще было далеко. А ведь те, кажущиеся неприступными форты были всего за месяц разбиты крупповскими орудиями и взяты германскими штурмовыми отрядами…

Тихо звякнул стоявший на столе секретариата телефон, и один из адъютантов взял трубку.

– Срочная депеша. Пять крестов, – тихо сказал он.

– Прошу прощения, господа, – нахмурился отец Иосиф, – протокол требует прерваться. Фельдъегерь с информацией особой важности.

Высокие двери открылись, и в зал практически ввалился черный от усталости офицер с шикарными драгунскими усами.

– Прапорщик Чепаев с пакетом от начальника разведки БОР к председателю Государственного комитета обороны, – хрипло доложился он.

Премьер-министр встал, принял пакет и расписался дважды – на нем и в фельдъегерской книжке.

– Отдохните, Василий Иванович, – заботливо предложил фельдъегерю генеральный секретарь ГПУ. – Двенадцать часов в воздухе – не шутки…

Едва дверные створки отрезали кабинет от мира, премьер вскрыл пакет. Его лицо побледнело.

– Начальник разведки БОР сообщает, – медленно произнес он, – что германские войска начали выдвижение к линии границы. Одна из групп потеряла ориентировку, зашла на нашу территорию и была частично уничтожена, а частично задержана нашими патрулями. Один из германцев, уроженец Австрии, ефрейтор, сказал, что вчера им был зачитан приказ о том, что освобождение Европы от славянского варварства начнется завтра, двадцать второго июня, в четыре часа утра.

Лист бумаги дрожал в руках генерала, сменившего совсем недавно пост командующего Дальневосточным округом на жесткое кресло председателя кабинета министров.

– Четыре часа утра, – слабым голосом произнес он, – двадцать второе июня… Воскресенье… Он… Он знал…

– Кто?

– Император. Прямо перед той самой трагедией. Он говорил, что мы заиграемся в политиканство, и однажды, двадцать второго… В воскресенье… В четыре утра… Он пытался предупредить нас. А мы…

В помещении прекратилось даже щелканье телеграфного аппарата. Собравшиеся смущенно переглядывались, как будто то, уже забытое совещание состоялось буквально вчера и все они были участниками парада постыдного неверия, погубившего, как всем казалось, последнего монарха империи.

– Уважаемое собрание, прошу прощения, – прервал тишину глухой голос с кавказским акцентом. – Есть мнение, что требуется прежде всего принять незамедлительные меры по парированию угрозы. Виноватых мы можем поискать позже.