Стальная хватка империи

– Надо поднять войска по тревоге. Но следует передать, что возможна провокация со стороны кайзера и поддаваться на нее ни в коем случае нельзя!

– Вздор, – отрезал генерал Леш. – Во-первых, это хуже, чем не передавать никакого сигнала. Командиры и начальники на местах сочтут, что мы сами не знаем, что происходит, и растеряются. Это наложится на бардак, неизбежный при переходе от мирного времени к военному, и германцы возьмут нас тепленькими.

– А во-вторых, – заметил тот самый старый еврей, при одном взгляде которого вытягивались во фрунт все офицеры разведки, – озвученные здесь перемещения германских войск и войск их союзников – это немного дороговато для простой провокации.

– В соответствии с регламентом, – снова подал голос генеральный секретарь Главного политического управления, – предлагаю Комитету издать приказ по армии и флоту: подняться по боевой тревоге и быть готовыми всеми силами отразить нападение Германского рейха, которое должно состояться завтра, двадцать второго июня тысяча девятьсот тринадцатого года в четыре часа утра. Великая страна, оставленная нам в наследство, стоит того, чтобы сделать все необходимое для ее защиты, даже если тревога окажется ложной. Наше дело правое, товарищи. Враг будет разбит. Победа будет за нами.

* * *

– На аэродром, – сухо бросил водителю генеральный секретарь ГПУ, устраиваясь на кожаном кресле «Руссо-Балта» и не сводя при этом глаз со здания Ставки Верховного главнокомандования. Только когда стены Кремля исчезли за поворотом, он разжал кулак с талисманом – маленьким перламутровым крестиком, врученным императором во время их единственной встречи на награждении героев битвы в Персидском заливе.

В тот день последний монарх империи остановился напротив него, только что выписанного из госпиталя, худого и несуразного, в новой, плохо подогнанной форме, сидевшей мешком, скользнул взглядом по искалеченной левой руке и нашивке за ранение, покачал головой, долго пронизывал его своим стальным взором глаза в глаза, а потом вдруг обратился по-грузински:

– Как чувствуешь себя, Сосо?

– Уже лучше, спасибо, батоно, – автоматически ответил Иосиф, удивленный домашним обращением и не поняв причины такого повышенного внимания к своей персоне.

– А мама? – еще более неожиданно и совсем тихо спросил император. – Как себя чувствует мама? Ты давно ее видел?

– С мамой все в порядке, спасибо, – сконфуженно ответил молодой кавказец, замечая, что на них уже начинают коситься все присутствующие. – Она недавно ко мне приезжала, привезла чурчхелу…

– Это хорошо, – неожиданно широко улыбнулся император, думая, как показалось Иосифу, о чем-то своем, – это очень хорошо…

Он уже сделал шаг в сторону, а потом неожиданно развернулся и уже по-русски произнес нормальным громким голосом:

– Чем собираешься заниматься дальше, герой?

– Морской артиллерией, – заученно выпалил Иосиф, сотни раз думавший о дальнейшем образовании.

И опять был сбит с толку неожиданным вопросом:

– А что по этому поводу говорит мама?

– Мама? – вздернул брови Сосо. – Мама говорит: «Лучше бы ты стал священником!»

Император вернулся обратно, еще раз пронзил собеседника своим металлическим взглядом и так же тихо, как в начале разговора, но отчетливо произнес:

– Надо слушать маму, бичо!

– Я подумаю, – упрямо наклонив голову, пробормотал молодой кавказец, хотя в глубине души понял, что его судьба только что сделала уверенный поворот.

– Подумай, – согласился император и вложил ему в ладонь перламутровый крестик. – Это вам с мамой… лично от меня…

Новая духовная академия под патронажем Льва Толстого и близко не напоминала ненавистную Сосо семинарию. Два года будущих священников пяти основных конфессий больше обучали практическим вопросам выживания их паствы, нежели духовным канонам. Оказание первой помощи при бедствиях и болезнях, ликвидация безграмотности, организация медицинского обслуживания, потребительская кооперация и многое-многое другое, что имеет отношение к облегчению нелегкой доли в основном крестьянского населения.

Академия настойчиво прививала навыки взаимодействия и взаимовыручки вдали от очагов цивилизации. Учила не уходить от мирской жизни, а, наоборот, активно вторгаться в нее. Готовила из духовных лиц специалистов самого широкого профиля, чтобы каждый был способен, если потребуется, работать преподавателем, библиотекарем, фельдшером, строителем и даже пожарником. А что? Храм обычно самое высокое здание, с него лучше всего обозревать окрестности и, в случае чего, бить в набат.

А потом им же, как самым грамотным, первыми пришлось осваивать ремонт и эксплуатацию тракторов и автомобилей, потому что вокруг сельских приходов и монастырей уже создавались механизированные тракторные станции. Их же привлекали в рейдовые отряды по выявлению и пресечению ростовщичества – единственного, полностью запрещенного вида хозяйственной деятельности в стране. Именно там его способности к оперативной, организаторской и аналитической работе подметил сам Дзержинский, двинув в Главное политическое управление…

– Иосиф Виссарионович, приехали!