Стальная сеть

Возле дома, у калитки стоят парни, гогочут, вроде просто так. Я подошёл, гоготать перестали. Хорошо, мне журналист Иванищев сказал слова нужные, чтобы впустили. Прошёл я во двор, на крыльцо поднялся. Внутри гармошка играет, шум, смех. В дом вошёл, там гулянка.

На столе бутылочки казённой, стаканы, закуски всякие. Не такие, как в доме у его высокородия господина полицмейстера — попроще. Хлеб, лук, капуста квашеная, огурцы из кадушки. В углу гармонист сидит, плясовую наяривает. Парни, девчонки пляшут, пол трясётся, аж доски трещат. Весело.

Осмотрелся я. И что? Где тайное общество? Пьянка-гулянка, танцы-обжиманцы. Наврал, небось, журналюга Иванищев. Показать хотел, что не зря хлеб казённый ест. Зря я сюда тащился, ноги бил. Достойное завершение приятного дня!

Потом присмотрелся, заметил кое-что странное. Дом этот — изба-пятистенок. Все пляски в одной комнатушке происходят. Есть дверка в другую комнату. У дверки парень стоит, семечки лузгает. Иногда дверь открывается, кто-нибудь в неё заходит. Заходит и пропадает. Но гостей меньше не становится — то и дело новые приходят на гулянку. Интересно мне стало — куда народ девается? Может, у них там шкаф с выходом в сказочную страну, как в книжках пишут?

Подошёл я к двери, хотел открыть. Парень сразу:

— Куда прёшь?

— А ты чего, швейцар? — отвечаю.

Он ладонь на ручку дверную положил, не пускает. Я его толкнул, он меня. Давай мы с ним толкаться. Думаю — если я как бы не тайный агент, то чего мне стесняться-то? Включил дурака, и вперёд.

Девчонки смеются, типа: а вот и не подерётесь!

Дверь в комнатушку открылась, оттуда чувак выглянул.

— Чего шумите?

— Да вон, этот лезет!

— Пусти его.

Зашёл я, там пять человек вокруг стола. На столе картишки разложены. Мелкие монеты между карт разбросаны, бутыль казённой стоит, опять же. Бутерброд надкусанный валяется.

— Играть пришёл? — один из чуваков за столом спрашивает. — Садись!

Сел я за стол. Раскинули картишки. Так себе игра, по маленькой.

Сижу, в карты одним глазом смотрю, а сам думаю: что-то здесь нечисто. Не может быть, чтобы только из-за картишек меня Иванищев сюда навёл.. Из-за копеечной игры. Не рулетка же здесь подпольная, в самом деле?

И куда народ девается, что сюда заходит? Тут и шкафа нет, как в книжках описывают. Комод да сундук, вот и вся мебель. Досада!

Дверь скрипнула. За моей спиной кто-то остановился, смотрит мне в карты. Наклонился, в ухо дышит.

Я ему:

— Слышь, ты, отодвинься.

А сам злой уже. Думаю — какого чёрта я здесь стул задницей плющу? Обманул меня журналюга, как есть обманул.

А этот, позади который, говорит:

— Слышь, ты мне не тыкай. А то я тебе сам тыкну.

Все, кто за картами сидел, затихли, на нас уставились. Я карты положил, спокойно так, обернулся. За спиной мужик стоит. Ну как мужик — парень, меня малость постарше. Рожа наглая, глаза с прищуром.

Говорю:

— Идите лесом, господин хороший. Тыкайте там себе в пень, сколько угодно.

Вокруг заржали, ладонями по столу захлопали. Понравилось, видно.

Он глаза свои наглые ещё больше сощурил, цедит сквозь зубы:

— Давай-ка выйдем.

— Давай, — отвечаю. О, пошла жара. Не догоню, так согреюсь...

Он отодвинулся, мотнул головой — за мной иди. И в угол, где сундук, пошёл. Я за ним.

А парень этот за верёвочку, что сверху свисала, дёрнул. Кусок стены, обоями оклеенный, отошёл. Как раз в размер двери. Небольшой, только чтоб пройти, пригнувшись. Вот тебе и выход!

Выбрались мы наружу. Там задний двор оказался. Вокруг заборы, сады, невдалеке баня топится. Дымком пахнет, хорошо так.

Загляделся я на кусты да на баню. Парень этот мне как влепит леща со всей дури. Я его за руку успел схватить, швырнул в снег. Он вцепился, как клещ, не отпускает. Барахтаемся в снегу, глаза залепило, не вижу ничего. Но кое-как вывернулся, скрутил его, повалил мордой вниз. Льдинки выплёвываю, думаю — что за день такой? Сплошное огорчение и мордобитие...

Чувак этот фыркнул, как конь, башкой в снег ткнулся, да как заржёт. Аж весь трясётся, смешно ему. Говорит:

— Так тебя распереэдак, эльвийская морда!

Я его отпустил. Думаю — пусть только встанет, вломлю ему за слова такие. С ноги в дупло.

Встал он, отряхивается, улыбка до ушей:

— Твою ж эльвийскую мамашу! Здорово, Митяй! Что, не признал меня?

Глава 23

Утёр я лицо, снег выплюнул. Отвечаю:

— Так твою расперетак! Тебя хрен признаешь. Рожа ты беспардонная.

Потому что сообразил я, как себя вести надо. Опасный этот парень, ох, опасный. С ним шутить нельзя. Не так ответишь — и до свиданья. Ещё вспомнил я, как мы с дружком моим, ещё с первого класса, общались. Он мне при встрече орёт всякое, я ему в ответ — тоже. Смешно, весело... Кто тебя ещё так обзовёт, как не лучший друг?

Заржал он ещё громче, подскочил ко мне, обнял, руками хлопает по спине. Я тоже обнялся, типа, рад очень.

— Я-то тебя сразу узнал, — говорит. — Только глянул. Вижу, Митяй. Филёра из себя строит... Ха-ха!