Я с неохотой поднялся с кровати, которую считал верхом удобства. Но я человек адаптивный, могу без особых проблем приспособиться к любой кровати. Даже к «шконке» в камере изолятора временного содержания ФСБ. Дима обещает мне всего несколько часов «отсидки». А что, если его начальство думает не так? Ну и пусть себе думает… Если надолго «закрыть» решат, я все равно убегу. Просто положу охрану «отдыхать», как с ментами поступил, и уйду.
Дима без стеснения и, на мой взгляд, самонадеянно поехал по центральным улицам города, хотя вполне мог себе позволить сделать круг, чтобы ни на кого не нарваться. Постов ДПС в центре города было, как на грех, полно. Впечатление складывалось такое, будто какая-то важная персона решила посетить город. В таких случаях обычно и количество постов увеличивается, и к инспекторам добавляются патрульно-постовые полицейские, и даже, в зависимости от того, насколько большая «шишка» в город желает пожаловать, солдаты спецназа. Но в этот раз ни машин ППС, ни солдатских нарядов я не увидел. Дежурные машины ДПС я миновал с закрытыми глазами, притворяясь спящим. Только один раз нас остановили, Дима прямо в распахнутой шинели вышел из машины, предъявил документы и на вопрос инспектора: «Кто там еще в машине?», – ответил коротко, но убедительно:
– Мой командир. Подполковник Захаров. Двое суток не спал человек… – Вздох Колонтаева был настолько правдоподобным, что я вдруг почувствовал себя подполковником.
Инспектор с погонами капитана, как я сумел рассмотреть через полуприкрытые веки, не решился будить «подполковника», и, удовлетворенный ответом старшего лейтенанта, отошел. Но в свой служебный блокнот все же что-то записал. Так мы и добрались до места, где дежурный по управлению майор отправил двух своих помощников сопроводить меня в подвал, заметив, между делом, Колонтаеву:
– Что-то у тебя нынешняя ночь выдалась особо насыщенная. Сначала троих привел, теперь четвертого. И чего тебе, старлей, не спится? Весь город все одно за ночь сюда не перетаскаешь. Камер у нас не хватит.
Дима ничего не ответил, только улыбнулся чуть-чуть виновато. Видимо, он со всеми желал поддерживать хорошие отношения и отвечать резко был, в сравнении со мной, не большой любитель. Тамара верно его раскусила, сказав, что его судьба – бабушек в трамвай подсаживать, а самому оставаться перед закрытой дверью того же самого трамвая. Есть такие люди, что всем стараются угодить, я сам таких знаю, хотя и вижу в этом, честно говоря, мало плохого.
Меня отвели в подвал, в камеру, в которой было всего одно зарешеченное окно, выходящее в глубокую яму, а сама яма была тоже зарешечена. Но, слава богу, в камере не было ни блока под потолком, к которому меня подвешивали бы за руки, ни ведра с фалангами. Не было даже письменного стола, в верхнем ящике которого держали бы противогаз с перекрытым клапаном. Похоже, здесь с подозреваемыми разговаривают с помощью доводов. Это меня устраивало, потому что доводов я и сам мог бы привести, если потребуется, немало.
Трое часовых, мимо которых мы прошли, сидели в креслах перед журнальным столиком. Рядом располагался письменный стол со старым телефонным аппаратом и большим монитором, разбитым на множество мелких мониторов, из которых больше половины было выключено. А включенные были подсоединены к видеокамерам слежения, установленным в каждой отдельно взятой камере для задержанных и арестованных. Пара мониторчиков была внешне темной, но стоило сделать шаг в сторону, как на этих мониторах прослеживались контуры двухэтажных нар и лежащих на них людей. На случай, видимо, попытки суицида или драки между заключенными их контролировали камерами с эффектом ночного видения. Из троих охранников двое с азартом играли в нарды. На меня и моих провожатых они внимания не обратили. Только тот, что не был занят игрой, буркнул с откровенной издевкой:
– В палату номер шесть его.
При этом я был уверен, что он, судя по грубой и красной роже любителя выпить, не читал произведения классика про «палату номер шесть». Он даже не потрудился встать, хотя бы для поверхностного обыска того, кого закрывают в камеру. Я точно знаю, что в камерах не положено иметь телефоны сотовой связи. А мобильник был у меня в кармане. Кроме того, у меня могла бы быть и проволока, которой можно открыть не слишком сложный замок. Но, уже свернув по главному коридору в коридор с камерами, я с одного взгляда понял, что изнутри сдвинуть тяжелый металлический засов на двери невозможно никакой проволокой, которую можно припрятать в кармане. Подумав, сообразил, что и разговаривающего по телефону сразу увидят на мониторе, если только в коридоре не стоит обыкновенная глушилка для сотовой связи, а нечто, похожее на нее, я вскоре уже увидел.
И только я устроился на «шконке» в одиночной камере, как появился тот охранник, что не был занят игрой в нарды.
– Собирайся, – скомандовал он.
– С вещами или как? – спросил я с ехидством, хотя вещей при мне никаких не было.
– Или как. Иди на допрос.