Стальное лето

Чавкая по илу резиновыми сапогами, парни отнесли к машине Алессио последние мотки проволоки. Часть добычи засунули в багажник, остальное, что не влезло, положили на заднее сиденье. Под весом меди кузов заметно просел.

Алессио вел машину аккуратно, стараясь объезжать рытвины. В салоне было слышно, как квакают лягушки, а чертовы комары доставали и здесь. Кристиано сидел и почесывался.

Выехав с территории «Дальмине», Алессио прибавил скорость. Кристиано с торжествующим видом треснул кулаком по лобовому стеклу и врубил магнитолу на полную мощность.

I’m blue, da ba dee da ba die… I’mblue, ifIwasgreenIwoulddie… — орало радио, и парни издали победный клич, не в силах больше сдерживать эмоции.

— Три тысячи лир за кило помножить на…

— На… Сколько у нас там? — спросил Алессио, бросив взгляд в зеркальце заднего вида.

— Полтонны, не меньше! — восторженно выдохнул Кристиано.

— Нормалёк…

За одну ночь они срубили бабла на месячную зарплату в «Луккини».

— Вот и я говорю — нормалёк. Повезло нам — сигнализация не сработала.

— Ну да, а охрана дрыхла или порнушку гоняла…

— Алессио, послушай-ка… — Кристиано уставился на друга красными от усталости глазами. — Завтра вечером едем в «Джильду» — и никаких «нет», понял?

Город еще спал, кроме «пежо» Алессио, не было ни одной машины.

Парни въехали на улицу Сталинграда и, поглядывая на окна, переложили медь в гараж. Затем пересекли двор, и каждый скрылся в своем подъезде.

Кристиано прислушался. На втором этаже за дверью плакал ребенок. Это был его ребенок, но он не спешил в этом признаваться. И тем более не собирался жениться на матери новорожденного. Погуляли, и хватит. В конце концов, она сама виновата…

Младенец не умолкал.

Кристиано постоял под дверью. Возьмет она его наконец на руки?! Хотелось позвонить, но не хватало духу.

Парень повернулся и в два счета преодолел оставшиеся ступеньки до третьего этажа.

Алессио изо всех сил старался не шуметь. Он догадался снять ботинки и не стал включать свет. Однако просочиться в комнату не удалось — как назло, в потемках он налетел на табурет. Грохот был оглушительным. Немедленно послышался щелчок выключателя, и в коридор вышла заспанная Сандра.

В грязной робе Алессио чувствовал себя вьетконговцем из фильма «Апокалипсис сегодня».

— Ну-ка объясни мне… — укоризненно проговорила Сандра. Зевок помешал ей закончить фразу. На лбу под прозрачной кожей дрогнула жилка.

Алессио взглянул на мать — сутулая женщина в халате, измотанная, бледная, сильно постаревшая в последнее время. Жалко ее… Тянет семью из последних сил, а на папашу никакой надежды. Был бы он хорошим сыном, сделал бы ее счастливой…

— Мама, — сказал он с неожиданной нежностью в голосе, — возвращайся в кровать и, пожалуйста, ни о чем не спрашивай. Клянусь, ничего такого не произошло.

Сандра продолжала молча стоять.

— Мама, прости, я весь грязный…

С этими словами Алессио обнял мать, чего не делал уже тысячу лет.

— Я и так ни о чем не спрашиваю, — пробормотала Сандра, качая головой, — но обещай мне…

— Шшш… тихо, — Алессио поднес палец к губам, — не надо, мама.

— Обещай мне, — продолжила Сандра и, не выдержав, улыбнулась. — Обещай, что сегодня ты в последний раз бродил ночью по неизвестно каким делам.

Алессио рассмеялся и кивнул.

Так они и стояли, обнявшись, когда из комнаты вышла Анна. Этакий ангелочек босиком и в летней пижамке. Во все глаза она смотрела на самых дорогих для нее людей. Лицо матери, прижатое к плечу брата, было счастливым.

13

В воде плавали водомерки и еще какие-то насекомые. Теплый, густой бульон просто кишел живностью.

Анна и Франческа, в закатанных до колен спортивных штанах, с кедами в руках, брели сквозь заросли камыша. Ногам было щекотно, но девочкам это нравилось.

Франческа повернула к подруге хорошенькое личико:

— Анна, ты точно меня не разлюбишь на следующий год?

— Вот зануда!..

При каждом порыве ветра над болотцем поднимался снегопад из пыльцы. Солнце застряло на полпути к земле, раздулось, раскалилось и не желало заходить.

Зачем только они принимали душ, ведь все равно испачкались!

Пахнущие шампунем волосы мало-помалу вбирали в себя другой запах — тяжелых, душных испарений. Пыльца заставляла кожу зудеть, казалось, будто они сквозь мотки шерсти пробираются.

Девочки приходили сюда каждый вечер после ужина уже много лет подряд. К десяти их уже ждали домой.

Сначала они перелезали через забор, затем, заткнув нос, преодолевали канализационный сток, потом вот это болотце и наконец попадали на пустынный пляж между двумя огромными валунами. На пляже они начинали носиться туда-сюда. Вокруг не было ни души, и можно было раздеться догола или вопить всякие непристойности.

Вокруг было полно разбитых лодок — рыбаки свозили их сюда, чтобы не платить налог на утилизацию.

Прибрежная полоса казалась черной от водорослей — разложившиеся до состояния кашицы, они пахли мочой, хлебом и йодом.