Вот мелкий Наруто бредет по улице. Ему грустно и одиноко, нет друзей и не с кем поговорить. Люди отворачиваются от него, на их лицах, почти на всех — гримасы злобы и отвращения. За что они ненавидят его, ведь он ничего им не сделал?
Вот паренек возвращается в свою пустую пыльную комнатенку, готовит немудреную еду и пересчитывает оставшиеся монеты, прикидывая, хватит ли их до конца месяца. Пересчитывает их, хотя знает — нет, их не хватит, и придется на несколько дней затянуть ремешок.
— Кай!!! — вопль Кушины был неожиданным, но концентрацию я не потерял, да ее уже и не нужно поддерживать.
Вот Наруто лежит на дрянном старом футоне, бессмысленно глядя в потолок. Он хочет понять, почему он один. Почему у всех окружающих кто–то есть, у всех! Только у него нет никого. Тиски одиночества сдавливают сердце, и слезы текут по лицу ребенка. Синяки и ссадины, полученные в драках с другими детьми, перенявшими злобу взрослых — это пустяк, стократ больнее одиночество.
— Хватит — тихо проговорил Минато. Его супруга спрятала лицо у него на груди. Это не гендзюцу, я способен это понять. Прости, что сомневался в твоих словах, Штайнер–сан.
Глава 28
… — Силы моей жены были подорваны извлечением биджу, и тогда я принял решение запечатать его в своем сыне, пускай даже и ценой своей жизни.
Я, по–видимому, должен был преисполниться печалью, проникнувшись трагизмом ситуации, описанной мне главой этой семейки. Ну как же: умирающие мать и отец, над телом сына, оставляют его одного, в столь жестоком мире…
Как–то не получалось преисполниться.
Нет, я честно пытался, но вот никак.
Сильно хотелось ругаться, но я держался, а в особо трагичных моментах, вроде того, как женщина–джинчуурики (!) рожает сына главе поселения в хижине (!), расположенной в каких–то чигирях, роды вместо профессиональной повитухи принимает не пойми кто (!), а на стреме… В охране, то есть, всего два шиноби. Два. Это один, и еще один. И оба — бабы. Ну и муж еще бдит. Так вот, конкретно на этом моменте пришлось даже зубы стиснуть, чтобы вслух не высказать все то, что я об этом думаю.
О да, именно так и куется оружие деревни. Хотели сделать все в тайне? Как дальнейшие события показали, базарные торговки секреты лучше хранить умеют.
Однако вот и выяснилось, кого следует благодарить за наше с парнишкой счастливое детство. И раньше было ясно, что тварь в печати — не природная аномалия, но узнать, что стоящий напротив меня мужик в плаще засунул эту гадость в собственного первенца, было, по меньшей мере, странно. Да, безжалостный дядька.
— Наверное, Намикадзе–сан, у вас были веские причины настолько испоганить жизнь своему сыну — история, поведанная мне сей образцовой семейной парой, как по мне, изобиловала странными и недоступными моему пониманию моментами — Весьма веские.
— А ты на моем месте поступил бы по–другому? Потерять биджу, значит сильно ослабить деревню — маска уверенности и спокойствия, сохраняемая Минато до этого момента, дала небольшую трещину — Баланс биджу, это одна из основ существования скрытых деревень! Я выполнил свой долг Хокаге, и не смей меня за это осуждать, Штайнер–сан. Ты был воином, и, значит, понимаешь, что такое долг.
Понимаю.
Уважаю.
Не одобряю.
Он выполнил свой долг, и сохранил биджу для Конохи. Но что мешало сделать все по уму? Ай, что уж теперь… И весь этот ворох проблем достался мне.
— Я знаю, что ты хочешь мне сказать, Штайнер–сан, вижу по твоему лицу — четвертый, уверенный в своей правоте, смотрел мне прямо в глаза — Будь ты на моем месте, я уверен…
У меня этот разговор начал вызывать изжогу.
— Будь я на твоем месте, Минато–сан, я бы удавился.
Тот осекся.
— Твой клан уничтожен, жена погибла, ты и сам сыграл в ящик, лишив Коноху сильнейшего бойца, а заодно и Хокаге, сын растет… Рос, то есть, вечно голодным дурачком, которого жители твоего города ненавидят — скажи, ты этого добивался?
Грубовато получилось, сам понимаю. Но надоело уже сопли по стенам размазывать. Обгадился — не спрашивай, почему воняет.
— Ненавидят? Ты ошибаешься…
— Да, Минато–сан, именно так. Глянь–ка сюда…
Старушку четвертый явно узнал.