Стальное сердце под угольной пылью

На торце дома у пешеходного перехода, кто-то снова заменил Олю на Юлю в начале надписи «я тебя люблю». Это происходило уже не один десяток лет. Оля менялась на Юлю, Юля – на Олю. Несколько раз мелькал даже Коля. Он помнил и экзистенциальное «Б». Закрашивание и смывка не помогали. Надпись появлялась снова.

Небо стремительно темнело. Дохнул влажный порыв ветра. Они перешли дорогу и купили мороженое в рожках. Люди всё чаще смотрели на небо. Они прошли в сквер с бетонной стелой и сели на лавочку. Она лизала мороженое, жмурясь от удовольствия и холода на языке. Он откусывал большие куски, жевал и проглатывал.

Ливень хлынул внезапно, стеной, без предупредительных выстрелов одиноких капель. Люди засуетились, забегали, ища убежища. Она смеялась, подставляя лицо упругим струям. По руке стекало мороженое. Дождь проникал сквозь кожу до костей, обновляя и очищая.

Улицы опустели в пять минут. Остались только город и ливень. И двое на лавочке. Она бросила размякший вафельный рожок в урну. В урне уже разыгрывалась мини-модель всемирного потопа. Он улыбался. Струи смыли жёлтую корку, обнажив розоватые блестящие мышцы. Она поцеловала его в это розовое и блестящее. Он не поморщился.

31 глава

Он не появлялся почти неделю. Она прибралась дома, поклеила, наконец-то, новые обои, встретилась с друзьями. Больше делать было нечего, разве что заняться рукоделием.

Новое панно требовало кусочков цветного стекла, неровных, обкатанных, ярко-прозрачных. В магазинах оказалось пусто. Блошиный рынок на Транспортной, обычно богатый на разные нестандартно-интересные штучки от медвежьих унт до редкой книжки, тоже подвёл. И вот тогда она вспомнила о Стеколке – заброшенном стекольном заводе. Говорили, там до сих пор можно было найти заготовки и не переплавленный брак.

Стекольный завод открыли после войны. Из его недр выходила посуда, ёлочные игрушки, хрустальные вазы и фужеры. В каждой семье города хранилась как минимум одна стеклянная вещь с этого завода. В её семье это были прозрачные лебеди. Бабушка иногда разрешала ими поиграть.

В девяностых, не выдержав перепадов экономики, завод закрылся. Всё бросили в цехах. Оборудование растащили, а стекло осталось. Его на сувениры разбирала местная ребятня. Почему за столько лет там ещё оставалось, что тащить, она не знала.

Она вышла на остановке «Стеклозавод». Позади за двумя рядами гаражей тянулась железная дорога. Впереди через дорогу смотрел на неё пустыми окнами единственный уцелевший цех. Три этажа бетона и стали. Остальную территорию, судя по вывескам и баннерам, занимали автомойка, СТО, коптильный цех, строительная фирма, грузоперевозки и сваи.

Она перешла дорогу и вошла на территорию. Во всём здании цеха не было ни одного застекленного окна, а стены поражали серой чистотой. Только над пустым дверным проёмом краснела какая-то надпись. Подойдя ближе, она разобрала «Взошедши однажды, не выйдешь никогда».

– Мило.

Она вошла. Внутри всё заросло травой и молодыми тополями. Сквозь многочисленные окна светило солнце и проникали звуки: шум машин, голоса людей. Потолок терялся где-то в высоте.

Она задрала голову и, зажмурив один глаз, оглядела помещение. Бетон, ржавчина и зелень. Она ковырнула землю носком кед, и сразу же увидела синий стеклянный окатыш. Она подняла находку и продолжила поиски. Трава вокруг едва слышно шелестела.

Она не знала, сколько прошло времени, но судя по солнцу совсем немного. Вытащив из земли жёлтую стеклянную фасолину, она вдруг осознала, что не слышит звуков улицы. Вообще ничего. Как будто, город за пределами этих стен вымер полностью. Она напрягла слух. Она вслушалась в тишину. И услышала скрип металла и дробный треск.

Всё здание застонало. Она слышала, как лопается, кроша бетон, арматура. Она посмотрела наверх, ожидая увидеть расползающиеся трещины. Потолок оказался цел, или только пока оставался таким. Здание стонало и скрипело на десятки голосов.

Она решила не искушать судьбу и быстро пошла к выходу. Выхода не оказалось. Наверно, она, наделав петель среди молодых тополей, перепутала направление. Она пошла в другую сторону. И ещё раз. Здание трещало. Земля мелко вибрировала. Выход не находился.

В очередной раз уткнувшись в серый бетон стены, она положила на него правую ладонь и пошла вперёд. Главное правило лабиринта. Стена вильнула, сделала зигзаг и свернула обратно. Она шла вперёд, не отрывая ладони от стены. Стена выписывала самое разнообразнейшее сочетание прямых углов в простом параллелепипеде цеха. Она убрала руку и шагнула в зелёные заросли. Сверху, из сплетения залитых солнцем балок, раздался беззаботный девичий смех.

Она метнулась наугад сквозь траву и деревья. Серая бетонная стена. Щебет птиц. Шаркающие шаги. Она побежала в другую сторону. Она выбросила цветные стекляшки. Выхода не было. Только ржавчина, бетон и зелень.

В окнах, слишком высоких, чтобы выбраться, светилось ярко-голубое небо. Ей хотелось стать птицей и улететь в это небо. Но она не могла, и небо смеялось над ней. И не было никого. Кроме… Может быть…Она опустилась на колени. Она позвала его. Впервые.