— Боюсь, что нашему флоту в гаванях все-таки будет тесно, а в океане двум кораблям проще разминуться добром, чем в узком проливе. Но союз ведь восстановлен, так что едва ли мы помешаем друг другу. А вот третья держава в этом узком проливе — безусловно, лишняя… и к моему удивлению, я вполне согласен с вашими столь предусмотрительными соотечественниками.
— Вот потому мне и кажется, что Вашему Величеству стоит… заговорить со мной о возможном сотрудничестве в этой области. И упомянуть при этом несколько имен.
В мастерской холодно, еще холоднее, чем снаружи. Стены покрыты инеем. А мастера, ворочающие ледяные глыбы, раскраснелись и скинули куртки. Работа согревает.
— Я предполагаю, — король очень внимательно разглядывает, как резчик делает насечки на листьях, — что если предусмотрительные люди обратятся к зятю господина начальника морских галер, который как раз на днях будет отправлен в Лондинум, они не прогадают.
— Это безусловно произойдет, — кивает Никки. Смотрит на прозрачную, острую траву. Некоторые травинки, кажется, гнутся под ветром. — Но на месте зятя господина начальника морских галер я не придавал бы особого значения… тому слегка неловкому положению, в котором находятся сейчас его будущие союзники. — То есть, ни при каких обстоятельствах не применял бы нажим. Бессмысленно. Вернее, вредно.
— Ну что вы, господин Трогмортон. Ему, конечно, еще нет и тридцати, но он по праву занимает свое место — и не в последнюю очередь потому, что знает, насколько переменчив ветер на море… — Король услышал и понял. Молодой человек получит нужные инструкции.
— Я бесконечно признателен Вашему Величеству за мудрость и понимание, — кланяется Никки. Простите, господин госсекретарь, но пока у юга нет своих верфей и своего военного флота, мы не можем позволить вам подмять под себя островной. Вы слишком склонны экономить на расходах, а для нас флот — не роскошь и не оружие, а стенки кровеносного сосуда.
Ну что ж. Здесь и сегодня — все. Остаток придется доигрывать в Лондинуме. Люди, все еще стоящие в дюйме от топора — очень тяжелые партнеры по переговорам. Но это только вопрос времени и терпения. А потом… прозрачные листья, белая трава, не видели вы, Ваше Величество, какой снег выпадает зимой в Драконовых горах. Зимой, в июле. Вершины горят на солнце как огромные сахарные головы. Мягкий, белый снег. К концу зимы все это растает и побежит вниз по склонам. Там есть место, очень хорошее место, где можно облегчить воде путь — и собрать часть в каналы. Энн буквально похоронила меня под проектами. Энн — это моя жена, Ваше Величество. Вы ее не знаете, она живет там. Дома. Эту дверь теперь тоже можно открыть. Потому что осталось не два года, как я думал, а два месяца и дорога… Из Портленда на юг, до африканского побережья и дальше вдоль берега, через экватор, на другую сторону круглого мира. Из зимы в зиму. Но это я переживу.
Шахматная доска — простенькая, крашеная, деревянная — лежит на столе просто так. Вернее, не просто так. На нее удобно ставить кружки, чтобы не пачкать стол или бумаги. И хозяин, и гость не любят шахматы: слишком медленная игра, слишком предсказуемая. И у фигур — неправильная сила. Вот если бы деревяшки на доске можно было группировать — или время от времени вводить новые, например, настоящий передвижной артиллерийский обоз… когда Аурелия первой завела себе действенную полевую артиллерию, следующие несколько кампаний были чистым удовольствием: знай себе, вычерчивай маршрут по карте, а то, что в конце маршрута, будет либо взято, либо снесено огнем, либо сдастся само, если успеет. Ну а теперь, конечно, слово «крепость» в первую очередь значит «сооружение, которое пушки не берут». И строят крепости с оглядкой не только на нынешнее положение дел, но и на то, что будет лет через пятьдесят. И не только. Нет уж, это пусть в Хинде полководцы играют в шахматы, называя это искусством войны.
Оба сидящих за столом предпочитают другую игру — ту, что отбывший в Орлеан молодой капитан с тоской в голосе назвал «воевать по карте». Обычно так планируют всерьез, разыгрывают баталии и отмечают вехи больших кампаний — но если можно сделать ритуальное сражение игрой, то отчего же не сделать игрой работу? А правила… правила образуются в процессе.
Генерал де ла Ну смотрит на стол, где играющий за франконского фельдмаршала гость уже третий ход бьется головой о крепость. Если бы гость играл за себя, он бы уже нависал над северными аурелианскими позициями. Но правила есть правила, и быть умнее своего военного «прототипа» игрок не может. Слава Богу, этого противника мы знаем как облупленного. Пока. Потому что даже способные люди не спрашивают, по какую сторону границы им рождаться, а уж гении… Но слава опять же Богу, на франконской стороне способные люди временами появляются, талантливые тоже, а вот гениев не было… со времен Флориана I. Да и он, Господи, был совершенно лишним.