Стальной арбитр

Я окончательно утратил способность двигаться. Собрав остатки воли, я попытался сжать в кулак беспомощно раскрытые ладони, но не смог свести пальцы хотя бы на миллиметр.

В поле моего зрения появился предмет, похожий на пейджер, причем я так заблудился в исказившемся пространстве, что не мог определить, кто именно из «кожаных» парней его достал – сидевший справа или слева. Ловкие пальцы откинули крышку прибора, скрывавшую гнездо, извлекли на свет несколько блестящих дисков размером с пятирублевую монету. Внутри черепной коробки глухо отдавались чавкающие звуки, с которыми диски выскакивали из нутра этого непонятного прибора. Секунду спустя я почувствовал их металлическую прохладу на висках, лбу и тыльной стороне ладоней. «Пейджер» при этом весело замигал разноцветными индикаторами и уплыл через спинку сиденья к Гатаулину. Рука, передавшая майору прибор, казалась мне бесплотной тенью.

Действие вещества, вколотого мне, перешло в следующую фазу – в глазах потемнело, как если бы я нырнул в ночную реку, освещаемую сверху только ущербной луной… Темнота, лишь слабый серебряный свет иногда тревожит зрительный нерв.

В мире остались только звуки: гулкие удары капель воды по железу машины, странно изменившийся шум леса, электронное позвякивание каких-то устройств впереди. Оттуда, спереди, донесся и голос, задавший первый вопрос, на который я, размазанный «сывороткой правды», не мог не ответить:

– Ваши фамилия, имя и отчество?

– Кириллов Юрий Сергеевич.

– Вы говорите абсолютную правду? – голос бил внутрь черепа острой стамеской, казалось, что допрашивающий меня Гатаулин кричит через мегафон, что каждое его слово вырывает из меня последние остатки воли и собственного «я», низводя меня до уровня дебила, до уровня примитивного механизма, светящегося от нажатия кнопки.

– Д-да… Меня зовут Кириллов Юрий Сергеевич.

– Вы никогда не меняли имя или фамилию?

– Нет, никогда.

– Когда и где вы родились?

– 30 мая 1965 года в городе… Архангельске.

– Вы хорошо помните своих родителей?

– Да.

Над темными, но почему-то гулкими – словно рядом был водопад – водами реки, в которую я погрузился, взошло солнце, высветило дно. И со дна поднялось темно-синее покрывало, окутало меня, окончательно увлекло большую часть разума в мир бредовых иллюзий. Но, прежде чем нырнуть туда, я услышал следующий вопрос-приказ, ответ на который в памяти уже не остался:

– Расскажите подробно про вашего отца!

Сознание сжалось в фиолетовую каплю. Лучи Солнца погасли. Всё, полная тьма, темная капля в черной воде: ни звука, ни света, ни времени – ничего…

Грань между бредом и реальностью оказалась зыбкой. Приходя в сознание, я ощущал всем телом холодную влагу, забиравшую внутреннее тепло. Наркотическое забытье уходило, неосязаемая грань умчалась назад, я очнулся. По-прежнему моросил мелкий «грибной» дождик, над поляной мчались низкие облака, фосфоресцирующий циферблат часов, оказавшийся при пробуждении перед глазами, сказал мне, что сейчас полшестого утра. Я лежал на мокрой траве в самом центре поляны, жадно вбирая запахи зелени и земли. Вся одежда насквозь промокла, тело дико ломило – то ли с наркотического похмелья, то ли от неудобной позы. Голова на удивление была ясной, только во рту стоял устойчивый металлический привкус.

Я осторожно сел, потом, борясь с болью в мышцах, поднялся. Поляна пуста, ни следа синего «Опеля» и «Жигулей», нет майора Гатаулина, или как там его, вместе со всей группой захвата. Я свободен и жив. На земле валялась моя сумка. Я поднял ее и устроился под ближайшей березой, намереваясь сменить одежду и согреться народными методами. Все вещи оказались в полном порядке, похоже, моим багажом не интересовались вообще – было бы глупо скрывать следы обыска после того, что со мной тут сотворили. Я переоделся в спортивный костюм, выудил из сумки зонтик, купленную в Сергиевом Посаде водку и оставшийся с дороги шоколад. После нескольких изрядных глотков я перестал трястись от холода. Дерево защищало меня от дождя, и, закурив, я решил пока не выбираться на шоссе, а еще побыть здесь, на природе, обдумать случившееся.

Складывая в пакет мокрые вещи, я неожиданно обнаружил паспорт, заботливо вложенный в карман и лишь слегка отсыревший под кожаной обложкой. Деньги в сумке и в карманах тоже целы, хотя у меня была при себе заманчивая для мелкого грабителя сумма. Все это лишний раз подтверждало, что моей персоной заинтересовались серьезные дяди. Ломать голову над тем, кто они такие, не имело смысла, всё равно не догадаться. Интересно только – что же они спрашивали еще? Последний вопрос из запомнившихся был про родителей, а сколько их было потом? Дрянь, которую мне вкатили, погрузила меня в транс, подобный гипнотическому, говорить я мог только правду. А времени у допрашивающих было достаточно для того, чтобы узнать историю моей жизни с большими подробностями. Ну и? Какую коза ностра или очень тайную государственную спецслужбу заинтересуют факты из биографии железнодорожного диспетчера Кириллова Ю. С.? Похоже, кое-кого ожидало крупное разочарование. Меня приняли не за того.