Стальной остров

– Жанна! – Ашот, морщась, попробовал обнять жену. Та отпихнула руки, ударила по лицу, по груди, еще и… разревелась.

Васильев тихо встал и скользнул к выходу, подзывая Макара. Все верно, все верно, надо идти.

Он остановился только перед медотсеком, оставленный Дедом, понимающе похлопавшим по плечу. Да, сейчас он войдет и…

– Твою мать!

Макар влетел вниз и застыл.

Кресло было пустое. Веревки, стягивающие Семецкого, болтались, обрезанные. Васильев, щурясь, крутился рядом, замер у левого подлокотника.

– У нас проблемы.

А то Макар не понял.

– Серьезные. Макар! – Дед встал. – Он разрезал веревки отсюда, задев пластик. И потом только убрал веревку с правой руки. Вот следы, как когтями провели. Смотри.

Макар присел, вглядываясь и… У них проблемы. У Семецкого двадцать лет не хватает пальцев на левой руке. А тут… а тут следы, как будто они целые. И отрастили себе чертовы когти.

– Пошли, Макар. Его надо найти. – Дед уставился на багровое пятно на стене. Макар, отвлекшись от разглядывания стула, проследил за взглядом Васильева. На металлической панели отчетливо виднелся кровавый отпечаток левой руки. Видимо, Семецкого качнуло в сторону и он оперся о стену, чуть сковырнув при этом металл. Ровно пять борозд, будто от когтей на картонной коробке. Вот только это совсем не картон. А две крайние борозды, на месте безымянного и мизинца, оказались в полтора раза длиннее среднего пальца.

Вдруг отросшие пальцы? Вдвое большей длины? Чертовщина какая-то! По хребту Макара пробежала стая совсем уж нехороших мурашек, всколыхнувших в голове муть сто лет назад виденных фильмов. Правда, за эти годы он встречал много непонятного, от двухголовых клуш, которые вдруг потеряли перья и обзавелись кожистыми крыльями и мехом, до белух, отрастивших себе длинную крокодилью пасть и короткие лапы-плавники чтобы выбираться на берег и хватать зазевавшихся лахтаков. Но это… Они переглянулись с Васильевым:

– Херово…

– Ашот, Паша, вы проверьте восточный проход, на всякий случай. Коля, бери фонарь и с нами. Иван Сергеевич, ты здесь за старшего. Маша – не препирайся.

Сейчас никто не спорил. Дед был лучшим, несмотря на возраст, самым опытным и умелым бойцом.

Идти по следу оказалось не сложно: Семецкий или тот, кто был вместо него, шел, хватаясь за стены и подволакивая ноги, оставляя босые отпечатки на запыленном полу. Но через несколько метров от медотсека ковылявшие из стороны в сторону следы исчезли.

– Он, блядь, что – взлетел или испарился?! – вспылил Дед, тыча дробовиком в царапины на полу. В дрожащем свете фонаря отпечатки с отчетливо расставленными пальцами тянулись вдоль стены и в какой-то момент просто обрывались посреди пустого места.

Макар, сжимая АК, резко присев, развернулся, тыча стволом в темноту перехода. Пусто. Волосы на загривке встали дыбом, отдавая неприятным покалыванием от ушей и до пальцев. Ощущение, что кто-то дышит в затылок, не исчезло.

– Проняло, пацаны? Накрутили себя? Не дрейфь. И главное, не палите сдуру, – прокряхтел Дед. – Берегите патроны.

– Ты погляди, Дед, дальше даже пыль на полу не тронута. Как так-то?! – Колька косился на следы с ощутимым страхом.

– Да хер бы его… Но раз эта падла, кто б это ни был, воздухом дышит и кровью стены пачкает, – он поморщился, – значит, и от пули дохнет.

– Думаешь?

– Надеюсь. Очень. Пальцы за просто так не отрастают.

Коля поводил сердито шипевшим фонарем, но куда там коптилке на моржовьем жиру против электрической галогеновой лампы – света едва хватало на пару метров. Макар засопел, задумался:

– Это, Дед, а может завести генератор и камеры включить? Ну, помнишь, как с норвегами.

– Так он же и разобрал систему, изобретатель хренов.

– Семецкий?

– Ну. Херь какую-то собирал, на полупроводниках. Лучше бы они его тогда… сейчас не пришлось бы гада ловить.

«Что-то Васильев совсем раскряхтелся», – подумал Макар, в нерешительности топчась на месте. Идти дальше не хотелось, совсем. Зрение, будь оно не ладно, улавливало только цветные пятна и блики от еле живого фонаря. Макар кивнул на него Кольке, тот тряхнул, чтобы топленое сало смочило фитиль, огонь полыхнул яркой вспышкой, на мгновение осветив потолок.

– Твою-та мать… – Васильев наклонил свой фонарь, тут же ставший плеваться искрами, чтобы подсветить потолок: на выгнутых аркой панелях отчетливо виднелись полосы, по пять штук слева и справа, от рук и ног. Семецкий, подпрыгнув на месте и закогтившись под потолком, прополз дальше по коридору.

Через три метра на полу снова оказались следы. Тут же лежала вырванная из стены панель с остатками колючих волокон утеплителя, наверняка не выдержавшая веса – кого, человека? Люди по стенам не ползают.

Следы больше не петляли вдоль стенки, а шли ровной цепочкой. Макар не шел, он крался. Аккуратно переставляя ноги, сам не зная почему. Он инстинктивно не хотел спугнуть того, за кем они с Васильевым охотились. Не всполошить, застать внезапно и… Сможет ли выстрелить? Лишь бы Колька все повторял в точности и не спугнул.