Вдох-выдох, вдох-выдох, главное – не оскользнуться. Добраться нужно только до одного места, до столовой, где всегда стоял наготове мешок с едой и водой для уходящих на охоту. Без жратвы он сдохнет, без воды еще быстрее, совсем как двадцать лет назад. Только теперь его вряд ли прибьет к хорошему острову.
С собой есть копье, нож, нужно только подобрать по дороге оставленный топор. Все это пригодится, поможет дальше. На «Енисее» лишь минимум нужного, захваченного с собой во время ремонта, не больше. Ни одной рыболовной снасти, ни каких-либо запасов, черт-черт!
Макар услышал раньше, чем увидел. Твари не скрывались, переговаривались странными рыкающими звуками. Пять, да, вроде бы пять, слух-то его не подводит, давно научился на охоте отличать голоса зверей. Пятерка ублюдков, которых не завалить оставшимися у него заточенными костями, идет по его следу.
Коридор, полностью выстуженный, вонял паленым мясом и волосами, разлитой недавно кровью и пустотой. Совсем недавно, забитый ненужным хламом, полностью не протапливаемый, запертый с обеих сторон, пах домом, самой жизнью, ютящейся внутри немолодых модулей из металла. Сейчас коридор пах пустотой и мерзостью. Коридор смердел смертью, вот чем, вот чей запах Макар ощущал в ноздрях, на языке, и вот что заставляло жмурить слезящиеся глаза.
Перепрыгнул через ящики, разбитые во время боя, едва заметил и смог перелететь сплошной язык льда, растекшийся по полу. Лед, ловя блики еще горевших светильников по стенам, переливался граненым рубином. Играл спрятанными внутри оттенками багряного, пурпурного и просто красного, оставшегося от умерших тут хорошего человека и неведомой скотины, пришедшей по головы людей. Из-за спины, поразительно близко, донесся трубный рокот кого-то из пятерых загонщиков, наступавших Макару на пятки.
Быстрее, быстрее, Макар!
В основной модуль влетел, почти забыв о безголовом Семецком, бродящем по станции. Оказалось, что очень зря.
Длинные темнеющие пальцы хватанули за ногу, почти стащили ичиг, но Макар вывернулся, толкнул пяткой копья тварь, решившую сотворить пакость. Толчок не прошел даром, упругое тело выстрелило в ответ, придало скорости. Макар, сломя голову, прокрутил несколько поворотов, метясь точно в кухонную часть, со столами для готовки и огромной плитой.
Приложился хребтом, охнул, чуя резкую боль между лопаток.
«Только бы ничего не сломать, вставай!»
Макар вскочил, видя неотвратимость еще одного боя. И думал вовсе не про тварей, идущих за ним, ему ведь сейчас полностью хватало Семецкого… вернее, что от того осталось.
На месте размочаленного пенька головы, с вытекшими вроде бы глазами, остатками нижней челюсти и мочала вместо носа с черепом, рос пока маленький красный кочан. Да-а, тварь неСемецкий, сожрав останки неАшота, сумела регенерировать. Вместо голяшки, поросшей белыми шевелящимися, как черви, нитями, тварь отрастила настоящий кочан, из нескольких листов-лопухов, розово-сизых, перевитых изнутри плотной паутиной вздувшихся сосудов. И сейчас, на глазах Макара, между кочано-шеей и грудью, влажно трескаясь, раскрывалась большая щель, украшенная изнутри белыми, тонкими и острыми косточками, торчавшими, как зубы.
– Падла ты чертова! – Макар выплюнул еще несколько слов, но почти шепотом. Здесь недавно умерли женщины, он не хотел расстраивать их души, что легохонько должны были летать или сидеть здесь же.
Фонарь тлел фитилем на столе. Этого тупая скотина, оставшаяся без нормальной головы, не предусмотрела. Это хорошо, видать, жопой она думать не умеет. А кидать тяжелые предметы Макар научился давно, кидать точно и расчетливо. Просто открыть заслонку, просто ножом поддеть и вытянуть фитиль, наплевав на крадущуюся и явно ускоряющуюся сволочь, чавкающую пастью, раскрывшейся от плеча до плеча. Три метра? Отлично. Жесть нагрелась, даже костяным ножом проткнешь. Но Макар все же взял небольшой кухонный, из стали. Ударил, подряд, раз десять, косясь на шипящую и осторожно, бочком, подкрадывающуюся тварь.
Фонарь влетел в Семецкого, уже расплескивая полыхающие капли и струйки кипящего и пламенеющего жира. Плеснул из новых дырок радостно разбежавшимся жидким огнем, присосавшимся к останкам человека, как к любви всей своей жизни. Тварь, распахнув крохотные дырки на шее, завизжала, пожираемая жадным пламенем.
Ей ответили, уже почти из коридора, на самом входе с той стороны. Макар бросил затравленный взгляд в ту сторону, потянул на себя вещевой мешок, укрытый в одном из шкафчиков у плиты. И вынул из кармана парки два рубчатых зеленых яйца, взятых у Васильева на прощание. Так, как ими пользоваться, а?!
Кольцо, надо выдернуть его, точно. Из обеих, метнуть их внутрь, дождавшись, когда твари войдут все, только тогда. И сесть вот тут, сбоку, чтобы не зацепило. Вот черт, а?
Макар сграбастал вещмешок, отпихнул копьем ревущую и мечущуюся горящую сволочь, верещавшую и никак не желающую умирать. Дерьмо, дерьмо какое! Так же невозможно, это не фильм ужасов, это наяву, как так-то, а?!