Хруст ломаемой кости умки, моржа, песца или лахтака Макару, был знаком. Человеческий палец, откушенный подобием садового секатора, только блестящего, хрустнул так же. Мужик побледнел в цвет докторского халата и, закатив глаза, откинулся на стол. Врач поколдовал еще немного, повернул голову и крикнул в пустоту:
– Сестра!
Полированный цвета стали шкаф отошел от стены, открылся проход в другую комнату – незамеченный Макаром, – и появилась «сестра», такой же тощий, как и доктор, мужик в белоснежном халате.
– Зашить и перевязка, – скомандовал врач. «Сестра» ловко подхватил мужика в обмороке, взвалил на столик и, поскрипывая колесиками, увез. Дверь, захлопнувшись, снова стала шкафом.
– Ну-с, и кто это у нас? – врач смотрел на Макара в упор. Вытянутое, гладковыбритое и какое-то угловато-хрящеватое лицо, короткая стрижка. Глаза у местного коновала были неживые и бесцветные, в отличие от черных кругов под ними. Взгляд был изучающим, таким же, какой был у Ашота. Как подумалось Макару, этот доктор видел перед собой не человека, а набор болячек, органов, соплей, слюней и прочего ливера. Но в отличие от Ашота, этот не пользовался перчатками и сейчас сжимал и разжимал измазанные в крови пальцы, пробуя их на липкость.
– Андрэй Евгенич, Савва Игорич сказау, на осмотр новенькага, – прогудел охранник все это время тихо как мышь стоявший позади Макара.
– Как интересно, – врач открыл кран и наконец принялся мыть руки, – Подойди-ка поближе – Макара подтолкнул охранник.
– Поглядите вверх, покажите язык. Хорошо. Рубаху поднимите, повернитесь. Отлично. Руки перед собой, присядьте пару раз. Замечательно, – хмыкнул доктор. – Вы в хорошей физической форме, ни тебе цинги, ни истощения – это редкость по нынешним временам. Жалобы? Боли когда мочитесь?
Макар отрицательно помотал головой.
«Больной», – снова проснулся Живой.
«Кто?»
«Он. Запах. Умирает»
– Ну, – все так же глядя в упор, улыбнулся доктор, – тогда здоров.
Дальше Макара потащили куда-то в недра корабля, где толстяк-надзиратель, ютившийся в крохотной каюте, обрадовался ему, как родному сыну, а потом заковал в кандалы – железные браслеты, соединенные длинным тросом для рук, и один браслет с кольцом на ногу, – выдал пустую солдатскую флягу, лом с наваренным с одного конца топором и отправил в отряд долбильщиков номер «6».
Охранники привели Макара на корму и продели в кольцо на ноге длинный трос – сильно не побегаешь, а отдалбливать лед совсем не мешает. Макар был не в восторге, но пока требовалось потерпеть, присмотреться. Он и еще несколько таких же бедолаг ломали намерзшую корку вокруг входных люков и каких-то панелей на палубе, откуда умудрялось просачиваться тепло. Макар отламывал куски пешней, а двое хануриков с носилками оттаскивали их, но не за борт, а волокли с верхней палубной надстройки на нижнюю через весь корабль и сгружали в люк.
Ветер, пронизывающий и ледяной, свистел в фальшборте, натянутых тросах, гудел, разбиваясь о какие-то непонятные торчавшие антеннами фермы, а Макар все долбил и долбил, не забывая при этом поглядывать по сторонам и наблюдать. С кормы в туман тянулись многочисленные тросы и цепи, они подвывали и позвякивали, когда корабль взбирался на высокую волну или встречал носом особо толстую льдину.
Макар задрал голову к небу: на фоне видневшихся урывками сквозь облачную пелену звезд прорисовывались очертания нескольких кранов, судя по криво слепленным фермам стрел, явно самодельных. Их обвивали толстенные кабели и так же терялись где-то в тумане и снежной круговерти позади корабля. Макар решил, что ледокол что-то тащит за собой.
А двое охранников все это время никуда не уходили, но и на палубе не торчали, кутались в свои тулупы, прятались во всевозможных карманах и за углами, защищаясь от злого ветра, продувавшего до самых костей. Макар, оглядевшись как бы невзначай рубанул пешней по тросу, закрепленному на ноге. Трос, к слову, не толстый, где-то в палец, заметно промялся от удара. Но это заметил работавший неподалеку невольник.
– Ты бросай эдо тело, парен, – не отвлекавшийся от долбежки мужик старался перекричать ветер. – Долку – хрен да маленко, но проблем бутет фсэм.
Работа выматывала. Спину ломило, ладони сами разжимались под весом пешни – стальной кованый лом не легкая железка. Макар зачерпнул горсть сухого, колючего, как песок, снега и вытер лицо. Легче особо не стало, было холодно, а стало еще холоднее.
– Ты, парен, жоппу-то рват нэ спэши, – сбоку снова появился сосед по несчастью. – Потихонку, равномэрна, – мужик обстукивал колуном обмерзшую лесенку, ведущую на палубную надстройку уровнем выше. – Рабочий ден туд тлиною ф полярный, а чистит нам вес летокол.
– Ага, спасибо. Меня, кстати, Макар зовут.
– Нах-рэн мне тво иммя? Могилы ф море, без имян. Работай, как фсэ, выполняй рабочая норму, иначе жрат не дадуд.
– Чо встали?! – окрик охранника донесся из-за массивной надстройки, похожей на гриб, «росший» из палубы. – Работайте бля!
«Пить!»