«Ты еще…» – Макар зачерпнул горсть снега и стал откусывать от снежка в перерывах между ударами, старался подстроиться под ритм соседа. Да, так и вправду оказалось легче. Ханурики снова принесли носилки, сработанные из половинок разрезанной бочки, и стали загребать лед лопатами. Сумерки полярной ночи тем временем из-за снегопада стали много гуще, в какой-то момент он понял, что не видит, куда бьет, а делает это наугад. Но постепенно сумерки рассеялись, и он снова видел. Не различал больше ошметков оранжевой краски, когда-то покрывавшей палубу, не видел грязно-желтого снега – все стало однотонным бело-серым. Макар удивился:
«Э, Живой. Твоих рук дело?»
«Рук? Не понимаю»
«Я стал видеть в темноте»
«Охотник-Воин видит. Темнота не страшно»
«Здорово. Ты расширяй что ли словарный запас, учись»
«Живой. Учусь»
Макар перехватил пешню, поменял руки, продолжая молотить лед.
«Живой, а это твое имя?»
«Я – Живой»
«Да понял я. Так имя или нет?»
«Живой»
«Тьху на тебя», – затылок тут же обожгло болью.
«Ты эта, полегче, обидчивый ты наш»
Снег тем временем сыпал сплошной стеной, ветер швырял горсти льдинок, поднявшаяся волна порой перехлестывала через борт, качка стала ощущаться сильнее.
– Э! Началник! – крикнул давешний сосед в темноту. – Нам огонку, а то нэ витно, как у нэгра в жопа.
– Полфляги с носа, – отозвался вышедший из тени укрытия охранник.
– Митя виттуа! Четвертина жэ била?!
– Тариф на электричество подняли! – заржал второй из сторожей.
– Ну, хуоропэнника… – буркнул долбарь себе под нос, вытирая лицо рукавицей. – Эй, мушики, – обратился он к черным, едва видневшимся фигурам работников метрах в десяти, – Полфляка с братта.
– Курва мац! А херли деть-то?.. – донеслось еле слышно сквозь ветер. – Норму не сдюжим.
– Согласна, – махнул рукой долбарь, натягивая драные рукавицы. Охранник ушел куда-то в темноту, а затем отчетливо щелкнуло, загудело и палубу залило болезненно-ярким светом, лед из грязно-желтого стал светиться голубым. Макара резануло по глазам, он даже вскрикнул от боли. Но резь очень быстро прошла.
Продолжая долбить и постепенно смещаясь к корме по вдетому сквозь кольцо на ноге тросу, Макар подошел к соседу.
– Че это у вас за система с оплатой? Водой за свет платить?
– А т-ты тумала, – отозвался долбарь. – Все чего-та та стоит. Ми рапы? А вот и кюрпя, ми рабодаем на шкипер. Он дает жрачка, дом, инструменд, депло, а ми за эт-то на него работ-тать. А сфет эта типа роскош, и в оплата не фхотит. Работа-дател он, понял?
– Серьезно? – Макар с трудом оторвал примерзшие к лому ладони и стал согревать их дыханием.
– Не тупи, не будь кусияиво парен.
Макар с трудом подавил желание перетянуть этого сутулого мужичка ломом по хребту, проснулся «попутчик»:
«Атаковать?!»
«Нет. Я передумал»
А насчет системы оплаты водой – которая, как оказалось, здесь большая ценность, – и рабства, которое даже и не рабство, следовало хорошенько подумать. Как и о том, что от Анны помощи не дождешься. Да и кто она эта Анна? Другой человек совсем. Чужой, холодный. Подумаешь, двадцать лет назад держались за ручку у моря, что было, то прошло.
Ему предстояло жить здесь, на этом ледоколе, ну, до первой подходящей возможности, чтоб сбежать, конечно.
– Ледокол что-то тащит? – Макар снова пристал к соседу с расспросами.
– Та, болтуна вроде тебя.
– А серьезно? – Макар с трудом подавил глухое раздражение.
– А серьезна, то этто конвой: летокол тащит за собой еще три судна. С лютми, конечно.
– И чо, так и болтаются по морям, и к берегу не пристают? – загорелся Макар.
– Мотаютса. Пирады – они и ест пирады, суки. Грабят, режут пачем зря фсе берег, викинги херовы.
– Пираты… – в памяти Макара всплыли лихие ребята на парусниках, с саблями, пушками, хриплые крики «Пиастр-р-ры!» из когда-то в детстве читаных книг и просмотренных фильмов. Вот только реальность малость отличалась от выдумки.
– Они пасканаама, чтоб им всем сдохнуть. Что, решил прыгад за борд, как толко на горизонте земля? – хохотнул работяга, подхватив лом левой рукой. – Не выйдед. Они нашего брата ф трюме запирад, когта на берег спускатся.
«Да, а это уже плохо», – подумал Макар, а попутчик-паразит о чем-то невнятно пробурчал.
– Ферно мыслиш, Мак-кар. Та толко не получится.
– Почему на берегу не живут? Постоянно в море, постоянно в холоде?
– Вот же пясси! Мак-кар, не будь урпо, – пирады они! Вот узнаюд на берег, чдо решила такие курапэрсэ осэсть, так враждующие поселения побратаются, чтоб их и нас за компанию живьем в бочках солит. Мно-ого норвег-шкипер мэстным кров портил, слава на десят мил впереди носа летокола бежид.
– Уйти да хоть бы в Африку! Че жопы-то морозить в ледовитом океане?
Двое с носилками так же молча подбирали осколки, но уши все ж наверняка грели:
– Не мохет такой ледокол типа «Арктика» в темплых водах ходить, машина перегреется, – прошамкал разбитым ртом без единого зуба старик с лопатой.
– Не бухтел бы ты, Педрович, почем сря, – вмешался сосед. Петрович тем временем собрал отколотый лед, и утащил со своим напарником носилки.