Стальной пляж

Я лихорадочно соображала. Мне хотелось узнать у этого человека как можно больше, и я явно не преуспею в этом, если буду осуждать его детей и его образ жизни. Но мне совершенно точно было известно, что он не выносил врунов и прекрасно распознавал их. И хотя журналистская карьера сделала меня первоклассной вруньей, я была вовсе не уверена, что он меня не расколет. И не думаю, что хотела бы врать ему. Надеялась, что большинство врак остались в прошлом вместе с карьерой. Так что ушла от ответа на его вопрос, сменив тему — приём, знакомый любому журналисту и политику.

И, кажется, это сработало. Смит что-то проворчал, нагнулся и погладил Уинстона по уродливой морде. Пёс снова выручил меня и не откусил чужаку руку по локоть. Возможно, был сыт жеребятами.

* * *

Мы приблизились к двери с надписью "Отсек главного двигателя", и Смит открыл её передо мной. Помещение было таким огромным, что можно было бросить через него мячик для гольфа, не задев стен, или проехать через него на гоночной машине средних размеров. Вопрос о том, можно ли пролететь через него на космическом корабле, сравнимом по масштабу с "Хайнлайном", пока оставался открытым. Но представшее перед моим взором свидетельствовало, что кто-то попытался.

Большую часть вместительного отсека заполняли устройства, точное описание которых я отдаю на откуп вашему воображению, поскольку двигательный отсек "Хайнлайна" по-прежнему строго засекречен и тщательно охраняется, и наверняка так будет ещё долго даже после того, как треклятая штуковина заработает. Но вот что я вам скажу: что бы вы себе ни представили, это будет далеко от истины. Это нечто совершенно неожиданное и поразительное: всё равно что поднять капот двигателя лунохода и обнаружить, что его приводят в действие тысячи мышей, облизывая тысячи крохотных коленчатых валов, или что он работает на моральной силе целомудрия. И вот ещё что: хоть мне и не удалось разглядеть в фантастической мешанине ничего похожего на элементарные гайки и болты, общий вид производил впечатление типично хайнлайновской конструкции, где всё держится чуть лучше, чем на соплях. Возможно, если у инженеров появится время продвинуться дальше прототипов, они будут действовать аккуратнее и точнее, но пока что было так: "Что ты гнёшь эту кривулю? Возьми кувалду и вдарь!" Наверняка в ящиках для инструментов у хайнлайновцев одни жвачки да заколки.

И да, о мой верный и преданный читатель, они планировали запустить старую громаду "Роберт А. Хайнлайн" в межзвёздное пространство. Я первая, кто сказал вам об этом. Однако в их планы больше не входило использовать бесконечную цепочку рассыпных атомных фейерверков для создания реактивной тяги. Какие конкретно принципы рассматривались взамен этого, по-прежнему остаётся конфиденциальной информацией, могу сказать только, что новая технология базируется на одном из вариантов математических расчётов, лежащих в основе нуль-поля. Это можно не скрывать, поскольку всё равно никто, кроме Смита и узкого круга посвящённых, не знает, что это за технология.

Просто представьте себе, что старую развалину запрягут стаей гигантских лебедей, и на том успокойтесь.

— Как вы можете видеть, — сообщил Смит, пока мы спускались по длинному пролёту из весьма хлипких металлических ступеней, — они уже почти начудесили начальную стадию осморектификационного расколдовывателя. И вон те парни, что волей-неволей стучат-бренчат, обещают, что уже дня через три всё само забалабонит.

Вот здесь уже никакой тайнописи. Будь у меня хоть капля надежды запомнить, что именно сказал Смит, я бы в точности воспроизвела его слова, но результат был бы тот же: бессмыслица. Смит никогда не обращал внимания на то, что прошёл уже несколько лунок, пока собеседники ещё копаются в раздевалке гольф-клуба. Он шпарил на собственном жаргоне и не заботился, успевают ли его отслеживать и понимать. Порой я думаю, что это просто помогало ему думать вслух. Порой — что он рисовался. Возможно, отчасти верно то и другое.

Но я не могу отвлечься от темы межзвёздного двигателя, не упомянув о единственном случае, когда Смит попытался изложить свои идеи доступно для простых смертных. Это врезалось мне в память, может быть, потому, что Смит невольно приравнивал "простых смертных" к "умственно отсталым".

— По сути, есть три состояния материи, — поведал он. — Я называю их "долбанутость", "догматизм" и "извращённость". Вселенная нашего опыта почти полностью состоит из догматической материи, в том виде, в каком мы называем её "материей", в противоположность "антиматерии", — хотя догматическая материя включает в себя оба эти типа. Иногда, лишь изредка, мы получаем наглядное подтверждение существования извращённой материи. А вступая в царство долбанутости, следует быть крайне осторожными.

— Я знала это всю жизнь, — подала голос я.

— Да, но сколько в нём возможностей! — воскликнул он и взмахнул рукой над двигателем, обретавшим форму в машинном отсеке "Хайнлайна".