Стальной прыжок

— Картина отличается от книги, — объясняет экскурсовод. — На картине действие происходит одновременно на одной и той же поверхности. Глаз воспринимает все в единое мгновение. Между тем книга воспринимается в длительный промежуток времени. Страница за страницей, слово за словом. Одна минута может быть описана одной строчкой или тысячью строк. Самая форма создает ощущение времени, тогда как картина производит иное, зрительное впечатление. Это одно действие, а не цепь действий.

Дама выглядела весьма решительно. Они ходили по выставке более двух часов. Ноги ныли. Гильом мечтал об отдыхе, ему хотелось сбежать.

Хотя Сальвадор Дали сам по себе был очень интересен,

Гильом продолжал путь по ледяным галереям. За стеной гремел джаз, исполняя один из вариантов пляски времени.

Гильому было страшно… и любопытно. Он находился в плену у собственной памяти. Ему было любопытно, как ребенку, переворачивающему камень. И страшно, как ребенку, обнаружившему под камнем толстого светлого червя. Пляска времени звучала в такт сердцебиению Гильома. Где окончится это путешествие среди воспоминаний?

Освещенный костром, сидит старый человек. Янтарные тени пляшут по коридору.

Гильом остановился перед этим воспоминанием. Он не узнал старика. Не в пример остальным старик смотрел на стоящего в коридоре Гильома, а может, Гильому только казалось, что смотрит.

На старике фуфайка и вытертые до блеска брюки. Он глядит на огонь. В правом кулаке зажата трубка. Он раскуривает ее от щепки.

— Огонь — это жизнь, — говорит он, ни к кому не обращаясь, выпускает изо рта дым, посасывает трубку. — Огонь постоянно меняется. Он стремится вверх, растет. И вот уже новые языки пламени принимают форму костра. — Старик выпускает дым через ноздри. — Так считали древние греки.

Он отворачивается от огня и смотрит на Гильома.

— И египтяне.

Опять замолкает. Потом:

— Ты знаешь, что у египтян было относительное время? Вечером и ночью часы были значительно короче, чем днем. Распределить в соответствии с этим деления на солнечных часах им было просто. А вот водяные часы доставили им немало трудностей.

Шипит сосновый корень, пахнет горящей смолой.

— Но они и с этим справились. После полуночи у них начинались короткие часы.

Молчание. Дымит трубка.

— Ни одна цивилизация, кроме нашей, не воспринимала время как ровный поток.

Гильом оставил философствующего старика. Он узнал его. То был его отец.

Искрились ледяные глыбы с воспоминаниями. Краски стали темнее, интенсивнее — рубин, смарагд, сапфир.

Что такое воспоминания — единица времени? Чем измеряется жизнь? Часами или тем, что человек пережил, его воспоминаниями?

Лоб Гильома покрылся испариной. Ему хотелось выбраться из этого лабиринта. Но он, спотыкаясь, продолжал идти вперед, к началу.

Теперь фигуры в ледяных глыбах были видны в другом ракурсе. Словно сфотографированные с земли. Или увиденные глазами ребенка.

Гильом шел по своему детству. Он шел наугад. Яркие вспышки воспоминаний жгли и терзали его. Детские игрушки: плюшевый медведь под грузовиком, обезумевшая кошка в подъемном кране, электронный калейдоскоп.

Гильом остановился, словно попал в тупик. Впереди начиналась темнота.

Это был конец, своего рода конец. Гильом двинулся вперед. Последнее, что он увидел, — белые стены, белые халаты, блестящие инструменты, запечатленные сквозь красную боль. Родильный дом.

Потом все покрылось мраком.

За окном занимался день. Первые автомобили выдохнули выхлопные газы на ночной снег, по мостовой протянулись черные следы. В окнах магазинов замелькали продавцы. Из метро хлынул поток служащих. Большие часы отбивали время прихода и ухода красным, зеленым и желтым цветом. К утренним звукам примешался запах завтрака.

Город был словно большой часовой механизм, заведенный на новый день.

Одд Сулюмсмун АВТОМОБИЛЬ

Трудно сказать, кто первый заговорил об исчезновении семейства Сорли. Сначала одна из соседок за вечерним кофе вспомнила, что фру Сорли уже давно не появлялась в домовой прачечной. Потом кто-то заметил, что на коврике у их двери скопилась целая груда газет. В конце концов в квартиру Сорли поднялся швейцар. Это было его правом, да и обязанностью, если хотите. Ведь скоро начнут топить, а перед этим необходимо проверить краны.

Швейцар отнюдь не ожидал обнаружить в квартире труп. Он и не обнаружил ничего подобного. Комнаты были в полном порядке, даже без пятен на потолке (на что жаловались многие обитатели дома). Но квартира была пуста, и по всему было видно, что прошло уже немало дней с тех пор, как обитатели покинули ее. Автомобиль тоже исчез. То, что никто не видел отъезда Сорли, еще ничего не значило. В последнее время соседи мало интересовались этой семьей.

Швейцар открыл окно. Конечно, комнаты не мешало бы проветрить и подмести, но это, пожалуй, и все. Все вещи стояли на своих местах. Не видно никаких следов поспешных сборов.