О том, чтобы отказать, не могло быть и речи. Осмелившиеся так поступить, давно изгнаны из дворца по самым пустяковым причинам. Их участь чаще всего была незавидной. Оставшись без средств и крова, мало кто сумел устроить заново жизнь. Чаще всего их видели в городских кварталах, где обитали нищие, больные, бродяги. А иные из бывших служанок, чтобы не умереть с голоду, вынужденно торговали телом.
На покровительство графини могли рассчитывать лишь самые приближённые, но к ним наместник проявлял показное равнодушие. Служанка к таковым не относилась. Оказаться на улице не хотелось. Оставалось одно…
Когда это случилось, девушка была настолько зажата, скованна, что Минук, в конце концов, взбесился.
— Провалиться тебе в Эрид! — воскликнул он, поднимаясь с кровати. — Ты что как рыба?! Холодна! Бесчувственна! Или тебе не льстит моё внимание?!
— Льстит, милорд, — пролепетала девушка, натягивая одеяло до глаз.
— Льстит, милорд! — передразнил Минук. — Что-то я не почувствовал этого. Да и глаза твои говорят совсем иное.
Служанка накрылась одеялом с головой. Но наместник рывком сорвал одеяло, оставив девушку полностью обнажённой.
— Какое белое тело, какая гладкая кожа, — процедил Минук, бесцеремонно рассматривая обнажённую, сжавшуюся в клубок. — А свернулась, словно змея, — добавил, недобро сверкнув глазами.
Почувствовав сгущающуюся беду, девушка взмолилась:
— Не губите, милорд! Я не холодна как рыба, клянусь богами!
Мстительное гнусное сердце наместника наполнилось удовлетворением, впитывая чужой страх, упиваясь всесилием.
— Прогоню тебя. Зачем ты нужна такая? Какой от тебя толк?
Из глаз девушки хлынули слёзы. Она проползла по кровати, сползла на пол, сунулась в ноги.
— Не губите, милорд! — повторила она, рыдая. — Я открою вам тайну госпожи. Только не губите!
— Что ещё за тайну? — фыркнул тот презрительно.
— Очень, очень большая тайна, пощадите только, милорд, всё расскажу! — зачастила служанка.
— Ну, говори, — нехотя промолвил наместник, наслаждаясь раболепием обнажённой девушки.
— Тайная страсть есть у госпожи моей! Прелюбодействует она с его милостью бароном Сиурдом Тувлером!
Минук замер, не поверив услышанному. Нет, не любил он Халну и не хранил верность. Но совершённое ею не укладывалось в понимании, отторгалось сердцем и уже клокотало безумие гнева. Как! Как могла она! Ведь он — наместник! Почти король! Он в милости у самого Инегельда Пятого, тогда как графиня и весь её род в опале! И при этом она смеет прелюбодействовать чуть ли не у него на глазах! Проклятая еретичка!
— Лжёшь, девка… — выдавил он, побагровев.
— Видят боги, не лгу, милорд! Сама углядела…
— Что?! Что ты углядела?! — прошипел Минук, перебив служанку.
— Как выходили они из одной комнатки. Сначала его милость барон Сиурд Тувлер вышел, а потом осторожно вышла госпожа моя.
— Когда?! Когда это было?!
— Несколько дней назад, милорд.
— А до этого или после?
— Не ведаю, милорд, не губите…
Минук Уулк прожигал взглядом валяющуюся у него в ногах служанку, а затем произнёс сквозь зубы:
— Останешься при госпоже, быть посему. Но будешь сообщать мне о каждом её шаге. Поняла?
— Да, милорд! Я всё поняла. Я буду молиться богам за вашу доброту…
Служанка залилась слезами благодарности.
— Иди прочь, — поморщился Минук.
— Но, как же я… — растерялась девушка, закрываясь стыдливо руками.
Наместник чертыхнулся, быстро накинул свою одежду и широким шагом покинул комнату.
Проводив его взглядом, девушка с пола перебралась на кровать, натянув одеяло, свернулась калачиком, вздрагивая в рыданиях.
В полутёмной комнате на подсвечнике оплывали три свечи. Язычки пламени подрагивали, немного разгоняя полумрак. Неверные, размазанные тени ползали по каменным стенам, сводчатому потолку, кровати. Вскоре девушка успокоилась. Она так и лежала, сжавшись в комок, невидящим остановившимся взглядом уставившись в узкое окно, где бушевала метель, завывал ветер, гоня по вечернему темнеющему небу низкие рваные тучи.
Прошло несколько дней, ставших для служанки настоящей мукой: следить за госпожой и улыбаться ей, а потом доносить наместнику…
Однажды девушка увидела, как графиня, уверенная, что никого в большой комнате задрапированной портьерами нет, извлекла из ларца какую-то тряпицу, развернула и начала толочь то ли траву, то ли листья, толком не получилось разглядеть. Первое, о чём подумалось — чёрная магия. Но госпожа не походила на колдунью. Второе, что пришло в голову — любовный приворот для барона, отчего почитание к госпоже почти пропало из сердца служанки: ей стало жалко господина. И вдруг пришло пугающее озарение — зелье для наместника?! Ну, конечно же! Госпожа и барон любовники, наместник им мешает… Это так потрясло, что она едва не выбежала из-за портьеры.
Графиня меж тем набрала немного размельченного, ссыпала в небольшой мешочек, сунула в отворот рукава, остальное убрала в замыкающийся ларец, спрятала ключик в раскрытом рыле кабаньей головы, укреплённой на стене среди других охотничьих трофеев, и покинула комнату.