Стальной узел

Они снова бежали, пули били в деревья и от этого беглецы часто наклонялись, будто пытались увернуться от пуль. И все ближе раздавался звук моторов, Васьков свернул налево. Теперь они бежали, спотыкаясь и падая, по краю какой-то низинки, сплошь поросшей папоротником. И тут Васьков вскрикнул и упал плашмя на землю. Упал как подкошенный лицом вниз и застонал, вцепившись скрюченными пальцами в траву.

– Дядя Ваня, дядя Ваня! – закричал Мишутка, и тут он увидел, как по штанине Васькова расплывается кровавое пятно. Увидел и две дырочки от пуль.

– Мишка, родной ты мой. – Дядя Ваня схватил Мишутку за воротник ватника. – Беги в отряд, доложи обо всем, что произошло.

– Я с тобой, дядь Ваня! – почти в истерике закричал мальчик. Он никак не мог поверить, что все убиты на его глазах, что дядя Ваня, самый близкий ему в отряде человек, не может бежать и тоже погибнет. И он не мог его оставить.

– Беги, это приказ! – хрипло закричал Васьков и снова упал лицом в траву. Он подтянулся на руках, встал на одно колено, притянул лицо мальчика к себе и зашептал: – Живи, Мишка, живи так, чтобы стыдно не было, чтобы завидно было всем. Родине служи, людям нашим советским. Жизнь будет красивая, ты только доживи, Мишутка!

От сильного толчка мальчик покатился вниз по склону низинки. Глотая слезы, он вскочил. Бежать было некуда, но Мишутка понял, зачем дядя Ваня его сюда толкнул. Папоротник! Он ведь укрывает все вокруг широкими резными листьями. И Мишутка отбежал на несколько шагов и лег, юркнул под листья папоротника, стараясь не оставить следов, не поломать листья. Он лежал на спине, листья растения мешали хорошо видеть. Он понял, что дядя Ваня отполз к большому дубу на краю, опираясь на ствол, он поднялся на одно колено и вскинул трофейный «шмайсер». Партизан стрелял короткими очередями. У него было всего три магазина. И один из них почти пустой. Он выдернул его из гнезда, вставил полный, дернул затвор и снова дал короткую очередь. Немцы сначала кинулись к нему, но бывший милиционер стрелял точно. Он свалил уже пятерых, и остальные стали вести себя осторожно.

Дать очередь, быстро высунуться, определить положение, и снова очередь, еще очередь. Несколько пуль ударилось в ствол дерева возле его головы. Потом боковым зрением Васьков увидел мелькнувшего человека справа. Обходят гады, он развернулся и выстрелил по кустам. Второй магазин заканчивался. Вставить третий Иван не успел. Граната на длинной ручке взлетела в воздух и упала за его спиной. Взрывная волна ударила в спину, обожгло глубокой болью до самого сердца. Иван почувствовал, что летит вниз лицом. Летит в темноту…

Мишутка видел, как немцы подошли к мертвому партизану, потолкали тело ногами. Подъехал мотоцикл с коляской, и тело затолкали на сиденье. Один из немцев подошел к краю низинки, долго смотрел вниз, а потом вскинул автомат и дал длинную очередь в папоротники. Мишутка не испугался. Он, наверное, был бы рад, если бы его сейчас убили. Но пули прошли мимо, даже не задев мальчика. И он лежал еще долго, едва дыша, справляясь с сильным сердцебиением и сухими слезами.

Начало темнеть. Мишутка все думал о тех словах, которые ему успел сказать дядя Ваня. Живи! Какая она будет, жизнь, когда кончится война, когда Красная Армия выгонит фашистов с нашей земли? Мишутка не знал, какой она будет, он толком не помнил, какой она была до войны. Школа, деревня, игра со сверстниками, работа в поле, помощь колхозу, когда они всем классом выходили в горячую страду в поле. Он не мог представить себе той жизни, которая будет потом. Не мог потому, что в ней уже никогда не будет бабушкиного дома, в котором было так тепло и уютно и всегда хорошо пахло травами. Не будет той знакомой печки и кошки Мурки, которая любила лежать на этой печке. Не будет мамы, отца. Никогда уже не будет потому, что они умерли. И многих не будет! И дяди Вани не будет. И скольких знакомых и близких уже не будет никогда.

В свои четырнадцать лет Мишутка не мог знать, не мог понимать, что война навалила на его подростковые плечи огромный страшный груз, который не все взрослые способны нести, не все способны пережить его. Просто всегда попадались мальчишке сильные, добрые и хорошие люди. Они согревали, кормили, помогали. Он привыкал к ним, а они умирали, их убивали враги. И оставалась пустота в душе Мишутки. И он шел по пустому лесу, как будто шел по пустыне, по безлюдному миру. Один, совсем один. И идти ему больше некуда, только возвращаться в партизанский отряд. И там будут смотреть на него мужики и молчать, слушая его рассказ. Хуже всего, когда вот так слушают и молчат. Как на похоронах.