Омаев нахмурился, глядя себе под ноги. Он молчал. Было понятно, что принять такое решение не могут ни его гордость, ни представления о мужской дружбе, о долге. А Бабенко похлопал его ладонью по коленке и снова стал говорить:
– А еще, Русланчик, мы ведь в армии. И на войне. А в армии и на войне надо исполнять приказы. Ты сам понимаешь, как на войне, когда сражаются миллионы, когда ежедневно гибнут тысячи, важно выполнить приказ. И тогда погибнет меньше, и тогда день победы приблизится. Конец войне приблизится. Мы ведь для этого форму надели и пришли сюда: чтобы воевать и выполнять приказы. А у нас приказ был попасть на станцию, получить сведения, вернуться и передать эти сведения командованию. Понимаешь, Русланчик, любой ценой вернуться и передать. На тебя вся надежда, только на тебя, только ты можешь до конца выполнить приказ, который мы получили все. Иди, Руслан, будь мужчиной! Ты ведь не мальчик, ты мужчина, ты воин.
– Оружие не возьму, только кинжал, – тихо, но твердо сказал Руслан, продолжая смотреть себе под ноги. – Там «нейтралка», там не очень опасно. Кинжал и пистолет. Вам нужнее оружие и патроны.
– Да, конечно, – согласился Бабенко.
– Один пулемет в башне оставьте, – ни на кого не глядя, продолжал советовать Омаев, поднявшись и похлопывая себя по карманам, будто пытаясь что-то найти или не забыть. – Второй пулемет вытащите и метрах в пятидесяти от танка устройте огневую точку. Пригодится для флангового огня. И когда стреляете из автоматов, чаще меняйте позиции.
– Мы поняли, Руслан. – Николай поднялся. – Ты, главное, сделай все как нужно, а уж мы-то продержимся. Ты командира спаси и сведения доставь. Тебе сложнее будет, чем нам!
– Сложнее будет Логунова уговорить, – невесело усмехнулся Руслан. – Надо для него налить фляжку воды. Его сейчас жажда мучает так же сильно, как и боль.
Перетащив старшину через небольшой откос, Руслан положил его в густую траву и потащил, держа за узел куска брезента. Оттащить немного от танка! Немцы наверняка увидели, что кто-то направился в сторону советских позиций. Не прошло и пяти минут, как по траве стегнули пули. Видимо, пулемет подняли на крышу дома. «Но все равно им нас плохо видно или не видно совсем», – подумал Омаев, продолжая ползти и волочить за собой командира. Логунов постанывал и помогал, отталкивая здоровой ногой и рукой. Ничего, доберемся, говорил себе Руслан, посматривая на раненого командира. Вон, даже помогать пытается. Значит, в сознании, значит, есть жизненные силы. Главное, что есть желание жить и победить, тогда все будет хорошо. Снова просвистели пули, сбивая стебли кустарника, разбрызгивая грязную пропитанную водой землю. И снова очередь прошла стороной. А потом стрельба началась возле танка. Руслан замер на месте, прислушиваясь. Эх, ребята, вы там держитесь, я ведь скоро. Вот только командира дотащу, карту отдам и назад с помощью вернусь. Мы им покажем, этим фрицам, как с нами связываться. И он снова, упираясь каблуком сапога в землю, подтащил к себе раненого старшину… Оперся, подтащил, переместился. Снова уперся и снова брезент за узел на себя.
Омаев часто останавливался, переводя дыхание, поправляя кобуру с пистолетом на ремне, которая все норовила сползти на живот. Направление, главное – выдержать направление, которое он для себя определил еще от танка. Не плутать из стороны в сторону, не мучить раненого командира лишними движениями. Ветер стих, стихла стрельба возле танка. Омаев снова остановился, чтобы прислушаться. Нет, не может быть, чтобы немцы всех убили и захватили «Зверобой», так не может быть. Конечно! Вон очередь из танкового «дегтяря»! Пугнули кого-то или добили!
Руслан собрался ползти дальше и поудобнее взялся за узел брезента, но тут боковым зрением он увидел, как метрах в десяти левее качнулись ветки куста. Танкист замер. Логунов перестал стонать, прикусил губу и тоже стал прислушиваться.
– Дай, дай пистолет! – стал требовать старшина, вцепившись пальцами в рукав Омаева.
Руслан подумал и, расстегнув кобуру, вложил в руку командира их единственный пистолет. «Пусть старшине будет спокойнее, а я справлюсь и так». Он наклонился к уху Логунова и прошептал:
– Командир, только не стреляй! Их там немного, а может, это и не немцы. Может, наши с передовой на помощь ползут, разведка, может быть.
Убедившись, что раненый его понял и кивнул, Омаев пополз чуть в сторону от того куста, где заметил движение стеблей. Он прижался к земле, медленно вытянул из ножен кинжал и взял его поудобнее. Слух не обманул. По траве, осторожно обходя кусты, ползли люди. Нет, не много. Скорее всего двое или трое. Лишь бы Логунов не начал стрелять раньше времени. Сумерки медленно опускались на серые поля и леса, на грязные почерневшие дороги. Руслан положил ладонь на грязную землю, потом провел ею по своему лицу, оставляя темные грязные полосы для маскировки. Осторожно, чтобы не шуметь, он вытер ладонь о штанину комбинезона и снова взял кинжал.