Стальной узел

На какой-то миг Бочкину сделалось страшно. Ранение Семена Михайловича было очень некстати. Одному защищать танк немыслимо. Как всюду успеть? Подойдут вплотную и забросают гранатами. Неужели не удастся продержаться до прихода своих? Теперь и гусеницу не собрать одному. Значит, нет надежды починить танк и уйти своим ходом. Это конец! А ведь кто-то пытался прийти на помощь, ведь был бой, но немцы атаковали, и нашим, наверное, пришлось отойти опять к окопам. И тут Бочкин вспомнил про рацию.

Убедившись, что немцы ушли, что в поле валяются лишь трупы и догорает бронетранспортер, он спустился в танк к рации и принялся, как показывал ему Омаев, вызывать на нужной частоте радиста в штабе дивизии.

– «Пятый», «пятый», я «семерка»! Ответьте.

Он вызывал и вызывал, сквозь потрескивание эфира, облизываясь от волнения, чувствуя сухость во рту. А потом понял, что сбилась волна. И он подправил показания на шкале верньером и снова начал вызывать радиста. И ему ответил девичий голос, и сразу стало легко и спокойно. И даже испарина выступила на лбу.

– «Семерка», я «пятый». Слышу вас хорошо. Мы вызывали вас, «семерка», почему не отвечали, почему не выходили на связь?

– «Пятый», мы ведем бой. Нас атакуют. Скажите, дошел до вас Омаев?

– Дошел, мальчики. – Девушка сбилась с положенной строгой формы передачи информации. – Дошел и раненого дотащил. Все хорошо. Как вы там? Лейтенант ваш очень беспокоится. К вам пытались пробиться, но не смогли.

Коля слушал и улыбался. Ну, вот и хорошо. Свои рядом, они слышат и пытаются помочь. И, главное, Руслан дошел и Логунова дотащил. Значит, выполнили они задание. Значит, все отлично! И Коля закричал:

– Семен Михалыч, связь есть! Руслан дошел, и дядя Вася живой! Нас пытаются вытащить, о нас помнят и помогут!

Бабенко сидел, сжав рукой перевязанную руку, и улыбался, глядя на парня. Он думал о том, что вся эта радость только от того, что тебя услышали. Но помочь, видимо, экипажу уже не смогут. Не успеют. Пусть радуется. Молодости положено быть жизнерадостной, даже на пороге смерти. Но тут радистка вдруг спохватилась. И Коля понял почему. Там в штабе к радиостанции подошел кто-то из начальства. Он услышал строгий мужской голос:

– «Семерка», будьте на связи, вас постоянно слушают. Сообщайте обо всех изменениях. Держитесь! Если есть возможность, то уничтожьте танк и отходите к нашим позициям. Как поняли? Разрешаю уничтожить танк и добираться до передовых позиций наших войск.

Николай медленно стянул с головы шлемофон, уставившись на радиостанцию. Потом он повернул голову и бросил взгляд на Бабенко, который морщился и сжимал раненую руку. Бросить танк, подорвать его и уходить к своим? Если бы ночью, хотя бы вчера ночью ему сказали это, то они бы с Бабенко так и поступили. Но теперь, когда Семен Михайлович ранен… Сможет он дойти? Дойти, может быть, и сможет, а вот бежать нет. А падать и снова вставать, а ползти? Днем не сможет, да и немцы теперь смотрят в оба! Ночью, точно. Ночью я ему все объясню. И мы уйдем.

– Прости, друг. – Бочкин провел ладонью по броне и, вздохнув, прошептал: – Ты отлично воевал, но теперь тебе предстоит в последний раз спасти свой экипаж. Мы будем помнить о тебе, «Зверобой».

Но теперь ведь надо продержаться до ночи. Обязательно продержаться! «И я ничего не скажу пока Бабенко», – решил для себя Коля. – Незачем раньше времени…» Какое-то странное волнение накатило вдруг. Бочкин спохватился и полез в башню, выбрался в люк и увидел, что немцы снова направились к танку. Сейчас они двигались осторожно, использовали рельеф местности, чтобы двигаться скрытно. «А у меня почти не осталось осколочных снарядов», – подумал Коля. Приложив к глазам бинокль, висевший на замке крышки люка, он посмотрел на край села и обомлел. Там между хатами немцы разворачивали и устанавливали две пушки. Коля быстро перевел бинокль на пехоту. Еще есть время, еще успею. Только бы не промахнуться. Так, бронебойными не получится, лучше осколочно-фугасными. Их два осталось. Если снова полезут бронетранспортеры, против них сойдут и осколочные, если взрыватель установить «на удар».

– Семен Михалыч, пушки! – крикнул Бочкин и спустился в люк.

Он быстро зарядил орудие, приник к прицелу и стал вращать рукоятки. Теперь развернуть башню на деревню… так, чуть поднять ствол. Теперь совместить… Ах, черт, пока я там возле рации слюни распускал, эту пушку уже заряжают. Ничего, им только башня видна оттуда. Это им еще попасть надо, им еще лобовую броню нужно умудриться пробить, говорил сам себе Бочкин, наводя пушку. И все же немцы успели выстрелить первыми. Наведя рамку прицела на левое орудие, Бочкин увидел, как из его дула вырвалось пламя и ударила струя сизого дыма. Танкист весь вжался в спинку своего кресла и похолодел. Но снаряд даже не коснулся башни танка. И тогда Коля с наслаждением нажал на педаль спуска.