Стальной узел

– Да, Лиза, да! – то ли воскликнул, то ли простонал Коля. – Я вернусь, я обязательно вернусь. Мы вернемся, моя любимая! Ты только жди и верь! И надейся. Нет такого врага, которого бы мы не победили! Лиза…

Коля позвал и замолчал. Лиза ждала, что он скажет еще, она хотела слушать и слушать родной голос, но тут послышался далекий второй голос. Наверное, второго члена экипажа. И тогда Коля снова заговорил – быстро, как будто боялся не успеть…

– Лиза, ты знай, всегда знай, что я люблю тебя и жду тебя! Я вернусь, Лиза! Лиза, ты выйдешь за меня замуж? Будешь моей женой?

– Да! Да! Да, Коля! – выкрикнула девушка, и тут же по ушам ударил дробный звук пулеметной очереди. Он оглушил, и Лиза отпрянула. А в наушниках стало грохотать, стали слышны выкрики и… Наступила тишина.

– Их снова атаковали. – Девушка-радист вцепилась в руку Лизы, сжала ее. Она смотрела в глаза певицы своими мокрыми от слез глазами и говорила: – Ты только верь, ты надейся. Без этого нельзя, ты женщина, ты сможешь.

– Ты, правда, так думаешь? – Лиза смотрела в глаза радистки с надеждой. – Ты, правда, знаешь, что я помогу, что спасу его… их, если буду верить и ждать? Я не уйду отсюда, буду тут сидеть весь день, всю ночь, неделю, месяц, но я не оставлю его, буду говорить с ним… Он должен слышать меня.

А Бочкин торопился говорить потому, что немцы опять решили добраться до танка. Снова началась атака. Никто из них не мог во время каждой атаки преодолевать такое расстояние, на котором находился второй пулемет. И поэтому Бабенко притащил его к самому танку. И когда началась атака, Коля находился в башне с подключенным к радиостанции шлемофоном. Он не мог говорить и стрелять одновременно. Лиза и смерть – несовместимые вещи… Нельзя при ней, нельзя, чтобы она слышала. И он отключил связь и крикнул Бабенко, что немцы снова пошли в атаку и опять с двух сторон. Николай подумал, что Мишутка мог попасть под огонь или вообще в руки фашистов. Он ведь должен идти со стороны болота. Каким чудом немцы туда забрались? Неужели дорогу узнали? Но размышлять было некогда. Оставив Бабенко стрелять в тех, кто пытался двигаться со стороны села, сам Бочкин повернул пулемет к болоту. «Мишка. Мишка, где же ты? Не попал бы под пули», – с ожесточением думал Николай и бил короткими очередями по врагу. Два снаряда принес мальчишка! Это было чудом, счастьем. Ведь Николай уже выпустил в немцев два последних осколочных снаряда. И вот снова надежда, снова есть в запасе два выстрела, и есть шанс остановить врага, отогнать от танка.

Черт, как болит нога, в глазах темнеет, пот застилает глаза и тело бьет непрекращающийся озноб. Но Бочкин упрямо наводил пулемет и стрелял, стрелял. Спина похолодела от мысли: а что будет, когда кончатся патроны? Их в танке было три с половиной тысячи, а сейчас? Сколько осталось снаряженных дисков? Да сколько ни есть, а все пойдет в них! А Лиза? Она ведь не переживет… За Лизу, за наших друзей, за Бабенко! И Коля снова и снова стрелял расчетливыми очередями и длинными, когда немцы поднимались в полный рост и шли скопом. И снова короткими. Ожесточение, злость помогали не терять сознание, но обмороки у него случались. Боль в ноге изматывала. Хотелось лечь, закрыть глаза и дать возможность утихнуть боли. Но он вынужден подниматься с раненой ногой в башню и стрелять из люка. А когда надо, то спускаться и заряжать пушку, а потом перебираться на место наводчика, наводить орудие и стрелять.

Нет, не остановить сегодня фрицев, не остановить! Немцы упорно шли к танку, и пулеметы их не сдерживали. Бочкин выругался и полез вниз. Он дважды задел раненой ногой за пушку и со стоном повалился на пустую укладку для снарядов. Пот заливал лицо, солью оставался на губах. Рыча от боли, Коля взял снаряд, открыл казенник и вогнал его туда. Теперь наводить, наводить… Сейчас я вас угощу… Выстрел, отдача была сильной, или просто так казалось, потому что любой толчок отдавался дикой болью в ноге.

Руки крутили рукоятки поворота башни и наклона орудия, но сил не хватало. Башня двигалась медленно. Успеть, успеет, успеть… только бы не замолчал пулемет Бабенко. Если замолчит, то, значит, убили, значит подошли и… конец… Но пулемет стрелял, или это в ушах гудело, в голове. Но Бочкин повернул башню на девяносто градусов в сторону села и увидел в прицел немцев. Близко, но не настолько, чтобы отчаиваться… И он навел орудие спокойно и с наслаждением нажал педаль спуска… Последний снаряд… Выстрел!

– Ну, вот и все, – произнес Коля вслух и полез в люк к пулемету. Он выбрался, устроился на верху танка и снова приложил приклад к плечу. Немцы уходили. Только тела лежали в поле между селом и танком. – Ну, значит, поживем еще.

Коля посмотрел вниз, где в нескольких метрах от танка механик-водитель, лежа животом на откосе, опустил лицо и замер. Бочкину показалось, что Бабенко убили, и он в страхе вцепился руками в крышку люка, но Семен Михайлович поднял голову и перевернулся на спину, сжав ладонью раненое плечо. Он устало улыбнулся и, чуть приподняв руку, помахал своему молодому другу. «Порядок».