Стальной узел

Движение в камышах сразу привлекло внимание Бочкина, он развернул пулемет в сторону болота, но там показалась засаленная цигейковая шапка Мишутки. Коля заулыбался. Вот ведь чертяка – везде пролезет! Но улыбка сползла с лица танкиста, когда он увидел, как идет Мишутка, как пошатывается. А возле самого танка он без сил опустился на землю, снял с плеча солдатский вещмешок и стал доставать оттуда снаряды. Один, второй… уложил аккуратно на землю и стал подниматься.

– Миша, ты как там? – позвал Бочкин, с беспокойством глядя на мальчишку.

Тот только кивнул, подобрал один снаряд и понес его к переднему люку танка.

Они сидели в башне. Бочкин со стоном укладывал свою раненую ногу, а Мишутка, тяжело дыша, вытирал шапкой потное лицо. Физиономия у мальчика была бледная, но губы плотно и упрямо сжаты.

– Миша, устал? – спросил Бочкин.

– Да, немного, – кивнул мальчик. – Я больше напужался, когда стрелять начали здесь, возле болота. Я там лежу и голову боюсь поднять, а вы садите и садите из пулемета. И немцы кричат, команды отдают, раненые стонут. Страшно. Так близко все происходило. А потом снаряд ахнул, и только осколки полетели над головой. Меня аж оглушило. А как немцы драпанули, тут и я пошел к вам. Вот, два принес еще. Там есть штук шесть осколочных, а во втором танке только бронебойные.

– Тебе нельзя больше идти, – сказал Коля, и его сердце сжалось, глядя на измученного обессилевшего мальчишку. – Болото, немцы могут бродить вокруг танка.

– А вы как же? – удивленно уставился на танкиста Мишутка. – Вы же сказали, что без снарядов вам не продержаться. Я должен вам помочь, должен помочь вам бить фашистов!

– Миша, ты не донесешь…

– Донесу! – уверенно заявил мальчишка. – Я сильный. Вы не знаете еще, какой я сильный.

– Герой, – улыбнулся Коля. – Будь другом, отнеси воды Семену Михайловичу.

– Да, сейчас! – кивнул Мишутка и вскочил на ноги, ударившись головой о броню. Он смущенно потер затылок и заверил: – Я вам, сколько надо, столько и буду носить снаряды!

И он ушел. Маленький, упрямый и очень ненавидящий фашистов. Танкисты смотрели, как идет этот мальчик, поправляя на плече лямку солдатского вещмешка. Грязный, смертельно уставший, мокрый по пояс от болотной жижи. Он снова пошел в поле к подбитым советским танкам, чтобы принести снаряды еще живым, тем, кто сражается и не сдается.

Бочкин не мог помочь Бабенко забраться в танк. Он и сам еле передвигался со своей раненой ногой. Но через нижний люк Семену Михайловичу все же удалось забраться в машину и улечься на брезенте и зимней куртке командира. Он закрыл глаза и сразу уснул. А может, это был обморок, ведь есть же предел у человеческого организма, предел всем силам. «А если он сейчас умер, – подумал Бочкин. И подумал об этом со спокойной горечью. – Тогда и мне недолго уж останется жить. Не смогу я без него. Одному не продержаться. Одному? Лиза?»

Коля снова нашарил разъем и соединил шлемофон с рацией. Он позвал, чувствуя, какой у него слабый голос. И тогда он позвал сильнее, повысил голос: «Лиза, Лиза!»

– Я здесь, родной! – прозвучал тонкий дрожащий голос. Он звенел, как колокольчик, как цветок, на котором покачивается утренняя росинка. Или это просто Коля представил ее слезы. Лиза плакала и пыталась петь:

Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза…
Я хочу, чтоб услышала ты,
Как тоскует мой голос живой.
Я хочу, чтоб услышала ты,
Как тоскует мой голос живой.

Коля закрыл глаза и слушал, как поет Лиза, как дрожит ее голос, но девушка мужественно пытается петь. Бабенко открыл глаза и прошептал:

– Певицей будет… знаменитой. После войны…

– Буду, обязательно буду, – отозвалась девушка, услышав голос второго танкиста. – Дорогие, родные, вы только победите, я кем хотите стану, в оперу пойду, петь буду всему миру, вы только живите… Пожалуйста!

И тут Лиза не выдержала, она разрыдалась, не в силах справиться с собой. Ее скулы сводила судорога, слезы лились ручьями, заливая лицо, она просто уткнулась в свои ладони и рыдала в голос. Танкисты молчали. Потом послышался тихий, но очень ясный голос Бабенко:

– Что ж ты нас хоронишь, дочка…

Лиза сразу встрепенулась и подняла глаза, уставившись на радиостанцию, потом быстро-быстро вытерла глаза, глубоко вздохнула и ответила ровным голосом:

– Я не буду плакать, я буду вам петь, товарищи, родные! Пусть песни согревают вас. Дают вам силы сражаться. Все жены, невесты и матери будут петь со мной, лишь бы вы только победили и вернулись!

И Лиза запела. Сильный красивый голос разносился по зданию штаба, и все, кто находился в здании, знали, что это невеста одного из танкистов «Зверобоя» поет по радио для оставшихся в живых. Знали и слушали.

Соколов добрался до места встречи второй засады, когда все шесть танков были на месте. Почти на ходу соскочив с брони на землю, лейтенант достал из планшета карту и развернул ее на крыле ближайшего танка. Командиры машин собрались возле него.