Плеча его снова коснулась обжигающая ладонь, и он дернулся. А в следующий момент принцесса легла сверху, обхватила его руками, крыльями — как могла, неловко, застенчиво, — и по телу его словно прошла горячая волна. Он мгновенно заледенел от взметнувшейся своей стихии, а затем — согрелся, и голова очистилась, стала ясной, и мышцы перестали болеть.
Можно было вставать, но Макс остался лежать, глядя в древесный рисунок изнанки ствола и чувствуя жаркое девичье тело сверху. Еще немного. Еще немного позволить себе близости.
— Это все из-за меня, — прошептала она горько ему в шею. Трот вздохнул пересохшими губами.
— Нет. Вы, наоборот, помогли мне.
— Видеть, как вас ломает страшнее, чем стать вашей женой, лорд Макс, — принцесса едва заметно пошевелилась, обхватила его сильнее, осторожно коснулась губами его кожи, и Тротт усмехнулся, прямо-таки ощущая, как она набирается смелости.
— Уж надеюсь, ваше высочество.
— Леди Тротт, — сказала она упрямо. Поерзала на нем, засопела. Он лежал смирно, не шевелясь, прикрыв глаза и ощущая все ее движения. — Вы специально так легли, да?
Он засмеялся.
— Не хотите повернуться? — упорствовала принцесса.
— Хочу, — сказал он честно, и она ожидаемо испуганно замолчала. — Но нам нужно идти. Мы и так сделали слишком большой круг. Если бы не он, мы давно бы уже вышли к порталам.
Алина сползла с него, села на «пол», и Макс с осторожностью поднялся. Тело слушалось так, будто и не было приступа.
— Даже если вышли бы, — сказала она грустно, — то как бы мы пробились к ним? Мы до сих пор не знаем, как пройти сквозь всех этих людей и чудовищ.
— Пройдем, — ответил он с уверенностью, которую не ощущал сам. — Еще несколько дней есть, я найду способ.
«Если только не свалюсь с приступом в самый неподходящий момент», — подумал он, морщась.
— А если вы по пути снова упадете с приступом? — повторила его мысли принцесса, с отчаянием глядя на него. Она была слегка чумазой: накануне опять не встретилось ни одного родника, и путники пили уже опостылевший папоротниковый сок.
— Тогда поверните меня набок и, богов ради, не пытайтесь больше разжимать зубы, это антинаучно и бесполезно, — Макс открыл сумку.
— Вы же понимаете, о чем я, — сказала она тихо. — Не делайте вид, что не понимаете. Если вы упадете во время боя? Или прямо перед лорхом?
— Лорх, безусловно, обрадуется, — пробурчал Тротт, доставая из сумки холстину. Расстелил ее на «полу» и выложил поверх собранные вчера по пути сладковатые сердцевинки папоротниковых побегов и мешочек с сухарями.
— Профессор! — грозно проговорила пятая Рудлог. Он нехотя поднял на нее глаза, встал. Принцесса сердито и часто моргала.
— Я не знаю, как вас утешить, — признался он тяжело. — Вы правы: я сейчас не самый надежный защитник. Имеете право бояться.
— Да при чем тут я! — крикнула она зло, вскакивая, и тут же спохватилась, огляделась, словно могла видеть сквозь ствол. Они помолчали, прислушиваясь — вокруг было тихо, только ветер, усиливаясь, гудел в расщелине ствола, и половинки дрожали метрах в полутора над их головами. — При чем тут я? — повторила она шепотом, сжимая кулаки. — Боги, неужели вы не понимаете, что я не хочу, не могу думать, что вы умрете? Вы, невозможный, упрямый, невыносимый человек!
Она еще что-то кричала ему шепотом, а Макс смотрел на нее — разозленную, раскрасневшуюся, с дрожащими губами, с опаской, надеждой, вызовом в глазах, и чувствовал, как накрывает его, и приказывал себе оставаться на месте. Потому что стоило позволить себе даже качнуться к ней — и он бы подхватил ее, и вжал бы в стенку ствола, и смял бы губы, и целовал до тех пор, пока она не забыла бы и про страх, и про возможную боль, и про долг, и хотела бы только его, а не его спасения и выживания.
«Маленькая девочка, — напомнил он себе. С каждым разом это давалось все труднее. — Принцесса. Дочь Михея».
— Вам всего-то нужно… ну вы же можете сделать это приятно! — в отчаянии шипела Алина. — Я ведь знаю… помню… мне было приятно, когда я не боялась. Да черт с ним, пусть оно будет неприятно! Лишь бы вы жили!
— Вы знаете слово «черт»? — сипло, с должной долей иронии поинтересовался инляндец, и все-таки сумел отвернуться, и отошел подальше, поднося ко рту флягу — чтобы хоть чем-то занять руки и промочить сухое горло.
Она не ответила. И молчала так долго, что он повернулся обратно. Принцесса смотрела на него с болью.
— Как вы можете высмеивать мой страх за вас? — сказала она устало. — Вы, человек, с которым мы столько пережили? Ближе которого у меня никогда никого не было?
Макс не посмел иронизировать и над этим.
— Простите, Алина, — ответил он тяжело, прикрепляя на пояс флягу.
— Мы с вами так похожи, — продолжила она печально и нежно. — Правда же? Оба невыносимые упрямцы.
Макс усмехнулся. Заставил себя подойти к ней, протянул руку — и пятая Рудлог неуверенно вложила в его ладонь свои пальцы, послушно приблизилась, позволила обнять и чуть отстранилась, чтобы видеть его.