— Ну, так погляди. Желательно вживую. Разом желание все отпадет.
— Это точно! — поддакнул со своего места Док. — Не зря они главную арену Алым кругом обозвали. Там к концу дня весь песок от кровищи красный. А уж что во время боев творится… Кровь, кишки, конечности отрубленные летают. Не для слабонервных зрелище.
— Но народ в восторге, — хмыкнул Мордекай. — Даже те, кто сроду виртуалом и играми всякими не интересовался — за боями этими следит.
— Ибо люди не особо–то изменились со времен Древнего Рима, — угрюмо проговорил Терехов. — Хлеба и зрелищ. Все, что нужно толпе.
— Хлеба и зрелищ… — задумчиво повторил Док. — Ну, если так задуматься — то люди и со времен каменного века не особо–то изменились. В глубине души мы всё те же агрессивные обезьяны, которым только дай дубины — и они размозжат ими чьи–нибудь черепушки.
— Или начнут пихать их друг другу в задницы, — продолжил Стинг.
— Да тьфу на тебя, извращенец! Такую мудрую мысль опошлил!
— Не опошлил, а дополнил. И расширил. И, так сказать, углубил…
— Ой, заткнись уже! А то пешком пойдешь!
— Да вы все заткнулись бы уже! — проворчал Терехов. — Расшумелись на весь лес. Вон, берите пример с Каты — едет, помалкивает. Тише воды, ниже травы.
— Ну да, ну да. Даже удивительно!
Док и Даня, сидевшие ближе к корме повозки, оглянулись назад, и вдруг развернулись обратно с округлившимися от ужаса глазами.
— Стоп, а где Ката?!
Глава 9. Сердце леса
Говорят, самое темное время ночи — перед рассветом. Наверное, так и есть. Или просто сам лес стал средоточием тьмы — густой, непроглядной, почти осязаемой. Жалкие пятна света от наших фонарей, кажется, еще больше съежились под её натиском. Едва можно было разглядеть лица сидящих рядом и неясные очертания ветвей над головами.
Повозка остановилась, напоследок скрипнув колесами. В предрассветной тиши каждый звук был отчетливым, резким.
— Да куда она могла деться? — шепнул Стинг.
— Тсс!
— Может, сама Возвратом телепортнулась куда–то?
— Да тихо!
Мордекай напряженно вслушивался в тишину, и мы невольно последовали его примеру.
Я запустил цикл медитации. Звуки, запахи, все остальные ощущения сразу же обострились. Лес вокруг звенел какой–то странной энергией — будто потревоженные струны невидимой гитары. К северо–западу от нас я почуял очаг сильной вибрации Ци. Источник! И, похоже, очень мощный — я с такими еще не сталкивался.
Еще сквозь тихий перестук медитативных барабанов я отчетливо различал женские голоса, которые пели на разный лад. Единой мелодии не получалось — какие–то едва уловимые обрывки. Голоса были тонкие, шелестящие, как сухая листва на ветру. А потом услышал вскрик. Тоже женский, но другой — полный жизни.
И боли.
— Кажется, Ката! — встрепенулся Данила, выпрямляясь в полный рост и всматриваясь в темноту.
— Я ничего не слышу, — отозвался Терехов. — Только вроде бы пение какое–то…
— Да, точно!
Мордекай обвел нас взглядом расширившихся от ужаса глаз. В них, как бесовские огоньки, плясали отражения факелов.
— Нам кранты, — сдавленно прошептал он. — Заболтался я с вами. И мы, похоже, прозевали поворот.
— Ну, так разворачиваем колымагу! — прорычал Кейн.
— Поздно! Нас окружают. Это арсури, девы леса. И их только солнце отпугнет.
Я машинально коснулся медальона, вызывая интерфейс. Взглянул на внутриигровые часы.
— Так до рассвета всего полчаса! Ну, может, минут сорок.
— Да, отобьемся!
В руках у Терехова появился щит. Новый, чуть больше прежнего и, судя по толщине, крепче и тяжелее.
— Не продержимся мы сорок минут! — замотал головой Мордекай. — Но можно попробовать проскочить. Солт, погоняй ящеров!
— Эй, а как же Ката? — угрожающе прорычал Данила.
— Забей! Как рассветет — попробуем поискать ее возле менгиров. А может, ее даже не успеют высосать полностью, и до рассвета протянет.
— В смысле — высосать?!
— Вы про арсури вообще не слышали, что ли? Это лунные дриады. Они стаскивают жертв к своему древу, чтобы питать его жизненной силой. Солт, ну ты чего там копаешься?!
— Не едет, господин! Мешается что–то!
Ящеры натужно хрипели, пытаясь сдвинуть повозку с места, но её будто что–то удерживало.
— Слышь, ты, мы без Каты все равно никуда не поедем! — мрачно процедил Данила.
— Да, тем более, если она еще жива!
— Док, давай светлячков! Не видно же ни хрена! Док!
— Эй, а где Док?!
— Да света дайте больше, мать вашу!
Данила поднял над головой еще один зажженный факел, но его тут же выбило ударом какой–то длинной плети. А потом и самого воина окутало гибкими щупальцами, похожими на лианы. Вот только быстро сдернуть его с повозки не получилось — он оказался слишком тяжел, да еще и успел уцепиться за борт.
Из тьмы за краем повозки, будто из воды, вынырнула женская фигура — так быстро, и так бесшумно, что мы опешили.