Стальные руки и крылья

У него была большая, подвижная, слегка дрожащая улыбка, словно ему на губы вдруг садилась бабочка. А иногда на губах его, будто моль, трепыхалась небольшая усмешечка. Она обычно возникала, когда Солик с Николаем Ивановичем смотрели информационную программу «Время». Николай Иванович говорил: «Опять перевыполнили», — а Солик напевал в кулак: «Нам разум дал стальные руки-крылья, а вместо сердца красный помидор». Он любил восседать с друзьями в своём доме, за его спиной была чистота, ведь Буська нашла место каждой бечёвке, каждой иголке, каждой старой открытке, чтобы Солик, ценя мир и порядок, мог свободно отдыхать всю свою старость. В некотором отдалении от системы большой Солик любил свою маленькую домашнюю систему.

В молодости он чуть было не погиб, не сгинул; он погубил бы тем и Буську, потому что она непременно умерла бы от горя, но вместо этого она его спасла. И не ожиданием своим она спасла его, а бурным действием. Когда Солика забрали, она сразу же решилась на роковой аборт, после которого не могло быть детей, и уехала в лагерь, как декабристка. Там ей выдали умирающего от дизентерии Солика. Один знакомый врач сказал, что Соломону Львовичу могут помочь только кагор, свежая рыба и гречневая каша, и всё это Буська тут же достала, словно из-под земли. Был уже тридцать девятый, и на работу Солик не выходил целых два года. Он был списан, вычеркнут из живых, в то время как Буська одновременно работала в городской и сельской библиотеках и каждый день готовила парового карпа, сливочную гречневую кашу и отмеряла Солику три раза в день кагор в маленькой серебряной рюмочке. В сорок первом, в военкомате, он объявил, что жив, был признан и призван.

А вот и Майя тут как тут, год как родилась, и её родители смотрят на неё с недоуменьем, а Солик, уже пожилой, с морщинами вокруг улыбки, сидит на корточках возле печки. Майя балансирует на его ноге, вцепившись в неё двумя руками, он же бросает полено в печь правой рукой, а левой поддерживает Майю за спинку. Огонь пляшет совсем близко, Солик своевременно кормит его поленом.

«Буська, это кто?» «Это — Соль», — говорит она. «А это?» «Это — хорошая девочка».

После войны они жили все вместе, на улице Железнодорожной, в доме, построенном пленными немцами; отец и мать звали девочку Майя, а настоящая бабушка, которая ела суп из блюдца, потому что жить ей уже оставалось мало, звала её Майенька; дети в школе говорили ей Майка. После того как умерла бабушка, Майя стала Буськиной и Солика внучкой, Маленькой.

Когда папа уезжал в командировку, а мама ложилась на очередной аборт, Майя отправлялась пожить к Буське и Солику на недельку.

После трёх лет они никогда больше её не целовали — отец попросил не делать этого из гигиенических соображений а также потому, что прочитал в журнале «Здоровье», будто это может неправильно отразиться на половом развитии ребёнка в подростковом возрасте.