Стальные руки и крылья

Однажды на первый курс географического факультета, куда Майя поступила после выкидыша, — Лёня уже в то время работал инженером и, по совместительству, грузчиком на мебельной фабрике «Коммунарка», — зашёл бледный и немного дрожащий человек. Он подождал Майю после занятий и сказал: «Я только что из сумасшедшего дома, в состоянии ремиссии». Майя не испугалась. Вокруг неё сновали молодые студентки и редкие студенты, вид у них был любознательный и бодрый. Тут она увидела, что человек держит что-то пушистое в руках, гладит его и мнёт. Майя дала себе слово успокоиться немедленно, но сердце стучало громко и мешало говорить. «Что это у вас?» — прошептала она. «Это — кроликовая шапка-ушанка Соломона Львовича», — сказал сумасшедший. — «Он ещё там, а я уже здесь», — добавил он, стараясь непринуждённо улыбнуться.

Майя не вернулась в аудиторию. Она взяла из рук нервного человека шапку и поехала на окраину города, где когда-то была деревня Крынки, а теперь размещалась городская психбольница. Солик, обтянутый жёлтой кожей, лежал в палате с другими престарелыми и слушал какой-то щебет по радио. «Солик!» — прошептала Майя. «У него — старческое слабоумие, — значительным голосом сообщила медсестра. — Два года назад его подобрали на Торбышева с воспалением лёгких. У него никого нет.

Он ничего не помнит. Говорит только ерунду. А ты кто такая?»

Майя заплакала, и Солик, на мгновение обратив своё плохо выбритое жёлтое лицо к источнику слабого звука, разжал губы; они немножко, по-старому, задрожали. Не узнав её, он начал озираться вокруг, пока, наконец, нашёл, что искал: источник звука привычного и монотонного. «Он любит радио, — сообщила сестра. — Ты бы его покормила, а то видишь, рот разевает!». Майя стала кормить его чем-то измельчённым, ещё тёплым, с обеда.

«Твой дед, что ли?» — спросила сестра. «Да. Можно, я побуду с ним одна?» «Ишь ты, как будто он что понимает!» — обиделась сестра. «Солик, — сказала Майя, когда дверь захлопнулась, — это я, Маленька!» Солик долго смотрел на радио и жевал еду. Вдруг он закрыл глаза и тихо сказал: «Женя, дочку накорми».

* * *

Майя оформила академический отпуск и устроилась в психбольницу санитаркой. Перед смертью Солик окреп и начал выходить во двор, опираясь на Майину руку.

2

«Майя, — говорил Лёня, когда они гуляли, — поедем обратно».

Они гуляли вдоль озера Лоренцо. По склонам росли неизвестные кряжистые мелколистые деревья. В этих местах склоны быстро видоизменялись: глинистые бока крошились и ползли во время зимних ливней, корни деревьев обнажались. Многие деревья непонятно вообще на чём держались. Корни их болтались в воздухе над головами гуляющих людей со всех стран света.

— Лёня, ведь только год прошёл, — отвечала Майя. — Потерпи. Ты почти в раю. Вон лодочка плывёт.

— Это ещё не рай, Майя. Это лодка Харона. Куда он везёт вон тех задумчивых мексиканцев с рыбкой?

— Лёня, давай попробуем ещё одно экстраполярное оплодотворение.

— Может, лучше усыновим? Где тысяч набраться?

— Ещё один кредит возьмём. Здесь ведь за кредиты не убивают. Ещё разок попробуем, а если нет, усыновим.

Через год у них родилась тройня.