Стальные сети

Как только он поцеловал её, время остановилось, а земля поплыла у Вильмы под ногами. Всё вокруг растворилось, остался лишь вкус, мягкость и тепло его губ, ощущение твёрдых мышц под руками, нечто волнующее и опасное, что Вильма ощущала бёдрами несмотря на пышный ворох своих юбок. Внизу живота появилось томление. Хотелось, как кошка, прогнуться в спине и застонать.

Будь Вильма опытнее, возможно, ей было бы сложнее противостоять соблазну, но будучи девственницей, она испуганно отпрянула.

Принц попытался её удержать, но девушка принялась вырываться всерьёз. К чести Его Высочества, попытка удержать девушку была продиктована затуманенным страстью рассудком, а не желанием воспользоваться ситуацией. Поняв, что Вильма сопротивляется всерьёз, он нехотя разжал кольцо рук, позволяя ей высвободиться из клетки своих рук.

– Простите! Я не хотел испугать вас.

– Я не испугалась, – солгала Вильма.

Хотя, почему – солгала?..

– Понимаю, что моё поведение на руинах могло внушить вам ложное впечатление, что я легкодоступная женщина и со мной можно позволить себе вольности, – обиженно проговорила она, – но, уверяю вас, это не так.

– Все женщины время от времени позволяют себе вольности.

– Я – не все!

Вильма чувствовала себя скованно и странно. Её смущали собственные чувства, приводило в растерянность испытанное томление, желание, чтобы принц продолжил её целовать; раздражал страх перед тем, что он сочтёт её слишком доступной и, одновременно с тем, она меньше всего на свете хотела показаться маленькой, неопытной, провинциальной девчонкой, но подозревала, что именно так в его глазах она и выглядит. А так хотелось показаться роковой, умной, страстной, невинной и недоступной!

– Уж поздно, ваше высочество. Мне пора.

– Вас проводят до вашего шатра, леди Чарис. Спокойной ночи. Надеюсь, ваши сны будут приятными.

– Как и ваши.

Ей хотелось, чтобы он сказал что-нибудь ещё, попытался как-то удержать её рядом с собой, но принц молчал. Не оставалось ничего иного, как уйти.

ГЛАВА 7

Вильма проснулась от ощущения чего-то неправильного и жуткого. Будто в продолжении кошмарного сна тянулся неприятный, металлический скрежет, напоминая оглушительное эхо далёкого камнепада. Звук вибрировал, как от натянутой струны, рычал и…

Вильма села на ложе, застланном волчьими шкурами, внезапно осознав, что звук этот существовал лишь в её воображении – на самом деле вокруг царила тишина. Внезапная, абсолютная, невозможная тишина, которой в лесу просто неоткуда взяться: ветер, волки, людские голоса, конское ржание – всё не могло исчезнуть в один миг. Куда подевался мир? Куда подевались звуки?

«Может, я ещё сплю?», – подумала Вильма.

– Констанс? – встревоженным шепотом позвала она.

Чья-то ладонь зажала ей рот. Вильма возмущённо замычала от испуга, пытаясь высвободиться.

– Умоляю, тише моя госпожа.

– Констанс?.. Что ты делаешь?!

Служанка тяжело, будто только что бегом бежала по узкой лестнице вверх.

– Что происходит? – зашипела Вильма.

– Госпожа моя, что-то очень нехорошее. Не выходите из шатра!

Однако Вильма, рассудив, что, если опасность действительно существует, матерчатая стенка её всё равно не спасёт, змеёй выскользнула наружу.

– Вильма! – сдавленно крикнула Констанс вслед.

Лагерь купался в лунном свете, таком ярком, что оставалось лишь удивляться, как его источником могла быть луна, нависшая над лагерем тонким, острым серпом.

Всё вокруг светилось серебром. Необычным и пугающим было то, что месяц освещал лишь место стоянки, а дальше, вдоль опушки, свет обрывался, как ножом отрезанный. Бело-синие тени в нём выглядели чёткими, словно каждую обвели чёрным контуром.

Обычно свет успокаивает, но этот будоражил, вселял в сердца тревогу.

Свет освещал опустивших морды, лошадей; освещал спящих людей, рассыпавшихся по всей поляне, кто где стоял, будто поражённых магическим мороком.

Первое, что приходило в голову – сонный порошок, зелье, заклятие. Все люди, сопровождающие принца и Вильму, погрузились в тяжёлое лунное забытье, бодрствовали лишь Вильма, сам принц и его юный паж. Принц и юный слуга стояли в центре лагеря, держа в руках перед собой мечи. У мальчишки оружие заметно подрагивало.

Проследив за взглядом пажа, Вильма поняла, что рождает в нём испуг – он глядел на тени. Сквозь яркие, потусторонние полоски света они протягивались из темноты, то раздуваясь, словно капюшон у кобры, то сжимаясь, становились почти невидимыми.

Тени двигались сами по себе, разрастались, ветвились, как молния во время грозы.

– Что же там творится, госпожа, а? – услышала за спиной Вильма голос верной Констанс.

Её верная нянька был четвёртым человеком, кого не поразил колдовской недуг.

Ответа на вопрос у Вильмы не нашлось, да и дать бы его она не успела.

Одна из теней «дотянулась» до распростёртого на земле человека и «вошла» в него, сначала окружив чёрным облачком, потом втянулось внутрь тела, заставив человека несколько раз конвульсивно дёрнуться. Поражённый тенью он медленно, как сомнамбула, поднялся на ноги, всем своим видом напоминая марионетку, которую дёргают сверху за верёвочки.