Стальные цветы

– Почему мы? Почему не кто-то иной? – спросил Фаррелл, – И почему это нужно? Почему кто-то должен умереть? – вслепую спрашивал он. Фаррелл чувствовал, как каждый ответ уничтожает что-то внутри него, но не мог перестать задавать вопросы: наступившая тишина мгновенно прерывалась новыми выстрелами.

– Белизна ищет себе форму, – спокойно ответил Светоч, – Белизна ищет себе сосуды, чтобы суметь воспринять саму себя. Но когда она воспринимает себя, её тут же тянет вновь стать единым целым – вы двое встретились, но этого оказалось недостаточно, и одной её части нужно потерять самовосприятие, чтобы объединиться с другой, – пояснил Светоч, не ощутив, как три его глаза начали кровоточить, – Это подобно прибою, это формирует жизнь и смерть, которые определяют друг друга.

Фаррелл надолго замолчал, но Светоч видел, как его душа всё ещё исторгает мутную боль. Выстрелы возобновились, но Фаррелл перестал на них реагировать: он погрузился глубоко внутрь в поисках решения. На мгновение в нём вспыхнула Белизна, создав эфемерный силуэт его живого тела, который тут же исчез. Посмотрев на Светоча уравновешенным взглядом, Фаррелл попросил опустить его на землю.

– Каждый из них убивает свою невесту, правда? – спросил он потухшим голосом, опираясь на ограждение и всё ещё не понимая истинной картины, – Мы не выбираем, стрелять нам или нет; мы не решаем, кому умирать; мы не хотим, чтобы кто-то вообще умирал. Но мы продолжаем убивать её – каждый из нас, – процедил Фаррелл сквозь плотно сжатые зубы.

– Мы делаем это не потому, что хотим её смерти, – продолжил Фаррелл, позволив винтовке срастись с его черепом, – Мы делаем это не для того, чтобы сбежать отсюда, – потухшим голосом прошептал он, когда его взгляд встретился с упорным, упрямым взглядом Линды, – Мы делаем это не потому, что хотим прекратить её страдание, – одержимо продолжал Фаррелл.

– Мы делаем это, потому что это наши роли, от которых мы не убежим. Один станет формой для содержания другого, и наоборот, – отчеканил он. Линда твёрдо смотрела ему в глаза, ожидая его решения.

– Мы оба делаем это, потому что к этому рождены, – дрожащим голосом закончил Фаррелл, когда его выдержка наконец иссякла, – Линда, пожалуйста, прости меня за это, – нежно прошептал он, – Я люблю тебя, – болезненно произнёс он, видя перед собой лишь её глаза.

Линда облегчённо, тепло улыбнулась и, закрыв глаза, медленно кивнула ему. Фаррелл, собрав последние оставшиеся силы, сдавил спусковой крючок.

Тонкий луч Белизны, вырвавшийся из дула ружья, мгновенно пронзил всё её существо. Фаррелл лихорадочно цеплялся взглядом за золотые волосы, белеющие до исчезновения, за расширенные аквамариновые глаза, поглощаемые их же белками, за капли крови, испаряющиеся без следа в белоснежном воздухе. Её отбросило назад, и всё её тело исчезло в ловко подхватившем его белоснежном покрывале, лавиной двинувшемся в сторону Фаррелла, стирая разделяющие их время и пространство.

Когда Белизна наконец достигла Фаррелла, он почувствовал призрачное прикосновение небольшой, нежной ладони. Это прощание переполнило Фаррелла благодарностью – последним чувством, которое испытало человеческое воплощение Белизны. Растворившись в немом крике, он вновь освободил свои глаз и руку и попытался прикоснуться до неё в ответ, но его пальцы легко проходили сквозь время и пространство, не находя никакой опоры – не находя никакого следа от человека, которого он любил.

Ощутив, как всю его душу изрубили на куски, Фаррелл замер на месте, с неверием буравя глазами кончики своих пальцев. Его зрение вновь вернулось в норму, а механическая рука постепенно обратилась в световую, но, обуреваемый болью и благодарностью, Фаррелл этого не замечал. Он всё продолжал упорно смотреть на свои пальцы – его попытка коснуться её, хоть и неудачная, подарила ему чувство её близости. Вскоре он понял, что он весь как будто касается её, как будто она вот-вот подойдёт к нему сзади и мягко обнимет его. Он начал поворачиваться из стороны в сторону, время от времени как будто подгадывая момент, чтобы снова увидеть её, ускоряясь с каждым новым поворотом, показывающим ему идеально белый покров реальности.

Наконец его глаза поймали какую-то фигуру, и Фаррелл отчаянно бросился к ней, надеясь в этот раз увидеть её, прикоснуться к ней, остаться рядом, вместе с ней, быть где и когда угодно, каким угодно: живым, мёртвым, безумным; творцом, созданием, палачом, жертвой, да хоть пылью на Барьере – но остаться вместе с ней, наблюдать за ней, смеяться вместе с ней, вместе с ней чего-то ждать, чего-то желать, что-то загадывать, что-то вспоминать – существовать вместе с ней, рядом с ней.

На исполненный надежды взгляд Фаррелла ответили три страдающих глаза, из которых текли алые слёзы.