Стамбул. Сказка о трех городах

Отныне жителям Константинополя присваивали новые эпитеты. В средневековых летописях их перестали величать обитателями священного Царьграда, они стали «вероломными греками», «выводком гадюк», «пригретой на груди змеей»{617}. После короткого периода расцвета Византий выглядел измученным, выродившимся, дряхлым, маленьким и одиноким.

В 1187 г. Саладин вновь захватил Иерусалим – невероятная катастрофа для христианской церкви. Западу нужно было кого-то обвинить – и он мрачно поглядывал на Константинополь. То, что византийцы не так давно водили дружбу с мусульманами, рассматривалось как предательство, как нечто, поспособствовавшее этому бедствию. А Византий тем временем потерял Болгарию, а также Кипр – в 1191 г. английский крестоносец Ричард Львиное Сердце продал этот остров свергнутым правителям Иерусалима.

И еще сто лет волнения случались в других местах: в арабской Андалусии Эль Сид со своими товарищами-мусульманами учредили весьма жизнеспособную замену церковным судам. Здесь во второй половине XI в. замки подвергались нападениям и среди христиан были значительные потери. А теплые отношения, некогда установившиеся между Константинополем и турками и исламскими правителями, тем временем разрушались. В Азии и Европе начали думать, что византийцы не в состоянии выступить единым фронтом против нападавших на них врагов – кем бы они ни были.

Чаша обид переполнилась: земной обители Иисуса, столице империи, где зародился христианский мир, центру христианской вселенной предстояло выдержать удар изнутри, от рыцарей Христа, политических и религиозных подданных Запада. Христианскому миру суждено было стать свидетелем грязной гражданской войны, развязанной крепчающей венецианской державой – а эпицентром ее стал Стамбул.

Глава 49. Венецианская угроза, королевства рыцарей 1204–1320 гг.

Для удовлетворения латинской ненасытности обирать в частности людей более богатых… как истинные варвары, неспособные понимать ничего изящного и созданные единственно для того, чтобы все разрушать… Непомерная ненависть к нам латинян и крайнее несогласие наше с ними не допускали между нами ни на одну минуту мысли о дружелюбии.

Никита Хониат, «История»{618}

…когда увидели эти высокие стены, и эти могучие башни, которыми он весь кругом был огражден, и эти богатые дворцы, и эти высокие церкви, которых там было столько, что никто не мог бы поверить, если бы не видел своими глазами, и длину, и ширину города, который превосходил все другие города. И знайте, что не было такого храбреца, который не содрогнулся бы.

Свидетель нападения на Константинополь в 1204 г.{619}

С высоты птичьего полета открывается вся правда о Венеции, этой необыкновенной амфибии, что никак не определится, где же ей лучше – в воде или на суше. Сначала людей на эти болота пригнала беда – на рубеже Античности и Средневековья венецианцы пытались скрыться от преследований готов, гуннов и лангобардов. А еще этот просоленный тайный уголок служит доказательством тому, насколько Homo sapiens способен приспосабливаться к внешним условиям и насколько блестящим воображением он обладает. Венеция стала не временным убежищем или чудачеством, а превратилась в средоточие всего самого прекрасного в мире, политический и экономический авторитет.

Во многих отношениях Венеция – чистое изящество, однако ее прекрасное исполнение было под стать константинопольским стратегическим проливам и духовным притязаниям. Взаимоотношения этих двух городов всегда были непростыми. Возможно, напряжение было вызвано тем, что Константинополь вечно досаждал Венеции, утверждая, что она основана именно благодаря ему. И свидетельство тому сохранилось до сих пор – в освещенной розоватым светом заброшенной церкви Санта-Мария Ассунта на Торчелло. Сегодня на этом болотистом островке проживает всего 10 итальянцев и один священник. Остров находится в северной оконечности Венецианской лагуны. А некогда, во времена его расцвета, в X в. здесь жили более 10 000 человек – гораздо больше, чем в самой Венеции, ведь Торчелло старше.