А вот где уж точно можно было встретить султана, так это в одном из многочисленных городских садов, куда он часто выезжал со своей свитой. В культуре мусульманского Константинополя сады играли ключевую роль. В Константинополе всегда сохранялись зеленые зоны – для города, подверженного осадам, это было необходимо из практических соображений. Отныне же эти «легкие» города были пропитаны религиозным духом. В императорских садах бродили газели, в других росли фруктовые деревья. В 2004 г. на пятом холме, в районе Фатих на месте Чукурбостана, «Затопленного сада», построили парковку и спортивные сооружения. Между тем Чукурбостан в свое время занял бывшую византийскую цистерну Аспар и в начале XXI в. его деревья сгибались под тяжестью фруктов. По сообщениям, которые отправляли на родину приезжие с Запада, начиная с XVI в. в городе насчитывалось не менее 1000 садов, а в сотне императорских садов работали 20 000 императорских садовников.
Многим известно, что слово «парадиз» (рай) происходит от древнеавестийского (в свою очередь, позаимствованного из древнеперсидского языка), – слова, означающего «окруженное стеной или садом место». Однако для османов сады имели особое значение. Племена турок покинули засушливые края, отправившись на запад в поисках плодородной почвы. Один тюркский афоризм гласит: «Тот, кто построил дом, должен посадить перед ним дерево». И османы незамедлительно пустили корни – и в переносном, и в буквальном смысле. В Константинополе раскинули ветви миндальные, айвовые, персиковые деревья, а еще вишни, груши, сливы и яблони. Даже в самых бедных домах на окнах стояли горшки с растениями.
Османы считали, что сады олицетворяют собой всеобщую космологическую модель творения Аллаха. В мусульманской Андалусии, где Альгамбру, или «Красную крепость», в Гранаде в 1333 г. превратили в королевский дворец, построенный в соответствии с пифагорейскими принципами геометрической гармонии, сады оформляли более симметрично. В отличие от них, в Константинополе сады должны были символизировать щедрость Аллаха и разнообразие его творений. Поэтому здесь вперемешку росли фрукты и овощи, цветы, травы и деревья. В лирических строфах – газелях – Божье творение нередко называли одним прекрасным садом, частью всеобъемлющего, несущего гармонию переживания. Было много упоминаний о длинногорлых лютнях, поющих на языке сердца, о небесных садах, о молочных реках и медовых ручьях. Даже музыку, которую здесь играли, считали религиозным опытом. А до тех, кто пребывал за пределами императорской столицы, Стамбула, нередко с ветром доносились обрывки мелодий из городских садов, стихи об угольно-черных глазах и куполе небес.
Стамбульские сады представляли собой не просто милые упорядоченные насаждения, а материальные свидетельства гармоничной справедливости и великолепия османской династии. Городские сады должны были олицетворять императоров, которые, в свою очередь, символизировали божественный порядок. Для новых жителей Константинополя, мусульман, сады являли собой как божественное, так и земное могущество.
Хоть сады и были проявлением мистического, в них все-таки можно было и повеселиться. Мехмед задумал садовый комплекс для своего Нового императорского дворца именно с тем, чтобы нести «красоту и удовольствие, счастье и радость». Впоследствии появились легенды о том, что в глубокие пруды в дворцовом комплексе Топкапы ради забавы императоров бросали карликов. Западные гости рассказывали, как во время выходов в сад султан, растянувшись, словно баклан, грелся на солнышке, а однажды велел своим женам раздеться и зайти в воду, чтобы потом их героически спасли.
Кстати, со временем некоторые общественные сады в городе заслужили довольно скверную репутацию – моральные и социальные нормы здесь подверглись деформации. Тут поощряли не духовный рост, а плотские утехи: пили вино и смотрели на танцующих девушек.
Кроме того, в садах еще и охотились. Учитывая, насколько усердно в Стамбуле взращивали зеленые насаждения, неудивительно, что в городе появлялось все больше и больше диких зверей и птиц. Сюда регулярно забредали косули. Всех сычей, иволг, зеленушек и соловьев пересчитывали и – стреляли. С моря Костантинийя теперь казалась лесом, в котором тут и там виднелись домишки лесников. О том, что на самом деле это – один из крупнейших городов на Земле, говорил лишь купол Айя-Софии да персты минаретов, возвышающиеся среди крон деревьев – дубов, кипарисов и буков. Фруктовые сады окружали даже крепости Анадолухисар и Румелихисар, а спускающиеся к Босфору склоны называли зелеными коврами и цветочными мозаиками.