Стамбул. Сказка о трех городах

Однако предмет изучения Блуменбаха, грузинский череп, подлинный образец «представителя белой кавказской расы», разумеется, принадлежал не вымышленному идеалу, а настоящей пленнице. Это была девушка, судя по состоянию зубов, 15–17 лет. В 1787–1791 гг., во время наступления Екатерины Великой на Кавказ, ее взяли в плен и привезли в Москву. Когда Екатерина Великая ехала из Санкт-Петербурга на юг, ее фаворит Григорий Потемкин, чтобы доставить удовольствие своей любимой, устраивал несусветные coup de théâtre: воссоздание английских садов, извержение Везувия, ночевки во дворцах крымского хана, выступления черкесских джигитов. А наша девушка тем временем пошла по рукам в солдатских казармах{818}. В 1793 г. в сопроводительном письме покровитель Блуменбаха, торговец черепами, пояснял, что женщина умерла от венерического заболевания{819}. Исходные материалы Блуменбаха являли собой плоды суровой сексуальной реальности честолюбивой политической сцены и фантазий на фоне режима империализма{820}.

Глава 65. Мыло и черная оспа XVIII век (1111–1211 гг. по исламскому календарю)

Говорят, в дальних уголках этих мрачных бань [хаммамов] каждый день вовсю творилось противоестественное, отвратительное распутство – да-да, между женщинами! Немыслимое дело, что в прежние времена не потрудились ни выявить этого, ни наказать.

Джордж Сандис, «Повествование о путешествии, начавшемся в 1610 г.»{821}

Я преодолел большую часть Турции и многие другие земли Европы, а также отчасти Азии, но ни разу я не видел творения природы или искусства, которое производило бы такое впечатление, как вид, что открывается с любой из сторон Семи Башен до края Золотого Рога.

Лорд Байрон, письмо матери (1810 г.){822}

Культура Востока – словно лабиринт: чем больше узнаешь о ней, тем больше запутываешься…

Вака Браун, «Гаремлик: несколько страниц из жизни турецких женщин» (1909 г.){823}

Гарем стал символом всей Османской империи, удивительным местом надежд, удовольствий и уединения, образом и территорией, куда нужно вторгаться и освобождать.

Так неужели отныне Стамбул и вправду играл роль Афродиты? Неужели отныне любящая смех Афродита, которую на протяжении всей ее двухтысячелетней жизни изображали богиней любви и сексуального желания – на картах, в мраморе и в виде позолоченных статуй, – явилась во плоти на улицы Стамбула? Неужели это и правда садок пышущей паром неумеренности, населенный женщинами с довольными глазами и податливыми юношами?

Многим хотелось в это верить, однако вещественные доказательства и свидетельства самих стамбульцев, а также одной особо беззаботной западной путешественницы не дадут нам обмануться. Леди Мэри Уортли-Монтегю (избежав обручения с неким достопочтенным Клотворти Скеффингтоном) в качестве жены посла приехала из Англии в Стамбул, через Филиппи и Эдирне, прихватив с собой тридцать вагонов багажа. В городе она пробыла с 1717 по 1718 г. Она стала первой женщиной, которая собственноручно на английском языке описала жизнь в Османской империи и в Константинополе. О своих впечатлениях от османских хаммамов она писала так: