Стамбул. Сказка о трех городах

Требования армян о проведении реформ разожгли кровопролитие, на что отдельные жители города ответили террористическими актами. В 1896 г. от рук уличной толпы погибли 6000 армян: многих из них забили палками. В 1898 г. представители Османской империи вместе с их европейскими противниками оказались в Риме на засекреченной конференции, где обсуждалась угроза анархического террора на улицах Костантинийи. Шпионская сеть Абдул-Хамида II охватывала и уличных торговцев, и знатных шейхов – атмосфера, пожалуй, отчасти напоминала слежку, установленную румынской секуритате в 1980-х гг. по всей стране, когда шпионили за всеми гражданами Румынии, а те следили друг за другом.

Во время воскресных обедов в построенных по берегам Босфора yalis, которые стали обязательной недвижимостью любого дипломата, обсуждались негативные последствия происходящих в городе и во всей империи изменений. Проблемы все чаще возникали не там, где сталкивались политические эго или интересы разных стран, а там, где затрагивались позиции разных этнических или религиозных групп. Генеральный консул Великобритании в Смирне (1896–1908 гг.) Генри Арнольд Камбербэтч (прадедушка актера Бенедикта Камбербэтча) продолжил дело военного атташе полковника сэра Герберта Чермсайда. Его задача состояла в том, чтобы разобраться с непрерывными трениями между армянами и османскими властями, а также (в процессе исполнения обязанностей военного уполномоченного Великобритании на острове) разрешить этнический конфликт на Крите. Там столкновения между православными христианами и мусульманами привели к тому, что 53 000 мусульманских беженцев, лишившихся своих домов и всего нажитого имущества, оказались на улицах города Кандия, который вскоре переименуют в Ираклион.

Так что Стамбул был городом контрастов: хотя его политическая поддержка была неустойчивой, в определенном смысле жители обретали новое самосознание. В 1912 г. мэр Стамбула, учившийся в Париже, под влиянием лучших европейских веяний запланировал ряд нововведений. Он пригласил 20 дорожных рабочих из Италии и двух английских инженеров для строительства канализационной системы (а также привез из Англии цемент для городских мостов), предложил немецкий проект для планирования города, выписал специалистов по санитарной культуре из Брюсселя и ассенизационные технологии из Бухареста. На улицах города претворялись в жизнь самые современные возможности Запада, при этом не забывали и о том, как важно сохранять контроль над Босфором и Дарданеллами.

Однако в городе бережно хранили и вековые традиции. Нелегальные винные лавки, демонстрируя чудеса изворотливости, обозначали себя, прикрепляя к дверям рогожку. Во многих бедах горожан винили nazar (то есть «сглаз»). Мужчины неизменно ходили в фесках, считая их неотъемлемой частью службы, и упорно не снимали их ни в помещении, ни на улице даже в летнюю жару (дешевые изделия выдавали себя потеками краски, когда их владельцы начинали потеть). Бедные ели кус-кус из Северной Африки, сидя на углах улиц. Проститутки, как элитные, так и третьесортные, занимались своим унылым ремеслом (судя по современным эпохе рассказам, в Европе XVII–XVIII вв. язык носового платка был не менее красноречив, чем язык веера). Работорговля, хотя и была официально запрещена на территории Османской империи в 1890 г., велась в Стамбуле вплоть до 1916 г., а помещение султанского гарема во дворце Топкапы оставалось нетронутым до 1909 г., сам же гарем жил во дворце Долмабахче до 1922 г.{907}^,{908}. Султан пытался править, словно в прежние времена, сидя в своем «звездном» дворце Йылдыз. Однако он еле-еле удерживал власть, и следствием стала революция.

После победы русских в 1878 г. османы натерпелись страданий, а ресурсы их были на исходе. Многие в России осознавали, что Костантинийя слишком символична, слишком многогранна и слишком необорима, чтобы одолеть ее. Однако кое-кто, например Достоевский, предавался мечтам о мировой власти России и завоевании Царьграда{909}. Утрата балканских земель означала, что Стамбул заполонили многие тысячи мусульманских беженцев, отныне нежеланных на родине. Что-то должно было измениться. И реформы пришли не из Стамбула, а из Салоников (Фессалоников), северного соседа Стамбула, веками переживавшего с ним осады, пожары, революции и смены режима.