Стамбул Стамбул

– Наши старые часы спешили на десять минут. Мы к ним привыкли.

– Новые тоже можно перевести на десять минут вперед.

– Забудьте, что происходит за этими стенами, говорила тетя-библиотекарь, забудьте о том времени, что на улице.

– И как, получалось?

– Иногда.

Мне стало любопытно, как им это удавалось. Что заставляло детей забыть о времени? Древние каменные стены? Книжки с картинками? Щебет птиц? Или дело было в самой тете-библиотекаре?

– Меня зовут Камо, – представился я, – а тебя как?

– Кыванч.

– А скажи-ка, Кыванч, далеко ты видишь в этих очках?

– Ты как мальчишка, дядя Камо. Тоже смеешься над моими очками.

– Нет, я не смеюсь. Мне интересно, видно ли тебе по вечерам звезды на небе.

– Нет, не видно. Небо очень далеко и как в тумане. Но я видела звезды в книжках с картинками. Я умею находить на звездной карте Северного полушария Полярную звезду.

– А меня в твоем возрасте интересовал не север, а юг. Спросишь почему? Он у меня ассоциировался с погружением вглубь Земли. У нас во дворе был колодец, я часто играл рядом с ним. Слово «юг» напоминает мне об этом колодце, о подземелье.

– А библиотека – наверху, на втором этаже. Чтобы попасть в читальный зал, надо подняться на десять ступенек.

– Я уже большой и привык к высоте. Ты любишь считать?

– Да. Ступеньки, трещинки в стене, окна – все считаю. Никогда не забываю.

– Кыванч, а кто теперь открывает библиотеку, кто за вами присматривает?

– Владелец бани по соседству приходит, утром открывает библиотеку, а вечером закрывает. Но он за нами не присматривает, мы одни сидим, уроки делаем. После того как умерла тетя-библиотекарь, мы больше не шалим.

– Молодцы. Я несколько дней поработаю рядом с вами.

– Это же детская библиотека, дядя Камо. Что ты здесь будешь делать?

– Я занимаюсь одним исследованием. Буду просматривать книжки со стихами. А ты зачем пришла, домашнее задание готовить?

– Я сюда прихожу каждый день после школы. Жду, когда мама заберет меня по дороге с работы. А до тех пор делаю уроки.

Кыванч соскользнула со скамейки, взяла портфель и направилась к лестнице. Я – за ней. В квадратном читальном зале сидели, разложив на столах книжки и тетрадки, несколько мальчиков и девочек. Вдоль стен тянулись полки. Везде была чистота и порядок. Ни одного пятнышка, если не считать потеков на штукатурке купола. Кыванч села за стол у окна и жестом пригласила меня садиться рядом, на соседний стул. Я обвел глазами полки. Естественные науки, история, география… Поэзия. Я взял стопку книг, сел на стул, который предложила мне Кыванч, достал из кармана бумагу и ручку. На стене напротив виднелся круглый след от украденных часов, вверху круга торчал одинокий ржавый гвоздь.

В тот день я наслаждался не только чтением стихов пожилых поэтов, тоскующих о давно прошедшем детстве, но и тем, что работал рядом с детьми. Мне нравилась их молчаливая сосредоточенность, и сам я тоже не шумел. Тихо перелистывал страницы, переходил от одной книги к другой, делал пометки, пока Кыванч, взглянув в окно, не начала собираться. Я понял, что настал вечер. Вслед за девочкой я спустился по лестнице и посмотрел, как она обнимается у калитки с матерью.

– Дядя Камо, это моя мама!

Та, увидев бумагу и ручку в моих руках, приняла меня за учителя:

– Приятно познакомиться, ходжа.

– Взаимно, – ответил я, пожимая ей руку. – У вас очень умная дочка. Кыванч здесь самая старательная.

– Спасибо!

И они, держась за руки, вышли за калитку.

– Тебя сегодня ждет сюрприз, – донеслись до меня слова мамы Кыванч.

Я закурил. Выдохнул облачко дыма. Из библиотеки я уходил в таком хорошем расположении духа, какого давно не помнил. Улица была пуста. Слева светились окна мечети, справа – бани. Дни становились короче, темнело уже рано. Дома быстро окрашивались в сумеречные тона. Осенний ветер трепал развешанное на балконах белье. Кыванч шагала вприпрыжку рядом с мамой, похожая на веселого котенка, и смотрела на балконы, пыталась разглядеть, что могла, сквозь толстые стекла очков. Потом отпустила мамину руку и побежала вперед. Все это приводило на память один рисунок – не помню, где я его видел, но он надолго остался в моей голове. На черно-белые стены и тротуары падал желтый свет. Темнели длинные ветви деревьев. Птицы на электрических проводах напоминали фарфоровые безделушки. А впереди, под фонарем с разбитой лампочкой, стояла женщина. Она сделала шаг вперед и раскинула руки навстречу бегущей к ней девочке. Они обнялись и на какое-то время замерли, а потом, взявшись за руки, принялись кружиться на месте, словно флюгер. Должно быть, это и был тот сюрприз, о котором мама говорила Кыванч. Превратившись в три темных пятна, две женщины и девочка растворились в сумерках там, где кончалась улица.