Стамбул Стамбул

– «Мне три яблочка пришли, да одно чуть надкуси»[30]. Пожилой картограф помолчал и снова повторил слова, которые встретил, когда перебирал хранившиеся в маленьком сундучке письма давно умершей возлюбленной: «Мне три яблочка пришли, да одно чуть надкуси». Доктор, я уже рассказывал тебе эту историю? Правда? Тогда на сей раз перескажу ее чуть иначе. Слушай. От умершей возлюбленной картографу осталось наследство – одиночество и сундучок с письмами. Всю свою жизнь он странствовал по морям. На каждом континенте составлял новые карты, на каждом острове добавлял на карту другие острова. Отправляясь в свое последнее путешествие уже убеленным сединами стариком, он хотел попрощаться с морями, а оставшиеся годы жизни провести на суше. Хотя он и восхищался моряками, желавшими после смерти покоиться на дне, сам мечтал найти последнее пристанище возле женщины, которую любил в далекой юности. Об этом он поведал соседу по каюте – компасному мастеру. А тому все равно было, где обрести вечный покой, в море или на суше, лишь бы в правильное время. «Жизнь моя идет по этим часам», – говаривал он, доставая из кармана часы на цепочке, и нежно поглаживал их крышку. Рубины, украшавшие ее, складывались в таинственные знаки. А может быть, друзьям просто нравилось думать, что в этих знаках заключена какая-то тайна. Одной звездной ночью в борт судна ударила мощная волна. Раздался треск. Пожилой картограф и компасный мастер вышли из каюты на палубу и, увидев заполонившие небо яркие-преяркие звезды, замерли на месте, словно были не стариками, проведшими всю жизнь в море, а детьми, завороженными небесной бездной. Над ними медленно текла река Млечного Пути. Пожилой картограф указал на изгиб звездного течения: «Смотри-ка, не напоминает ли это узор на твоих часах?» Компасный мастер достал часы на цепочке, чтобы сравнить, и они увидели, что рубины на крышке в точности повторяют изгиб Млечного Пути. «Выходит, – сказал пожилой картограф, – время твоих часов и знаки на них верны». Стали быстро собираться облака, закрыли все небо. Ветер завыл в парусах, застонали канаты, хлынул ливень. Буря подхватила корабль, словно осенний листок. Встревоженная команда принялась за работу. Подчиняясь распоряжениям капитана, чей громовой голос пересиливал бурю, моряки пытались установить руль и паруса в нужное положение, метались то влево, то вправо, натягивали и ослабляли канаты. Три дня не утихала буря, три дня лил дождь. Корабль носило по волнам, и моряки уже не знали, где они – в океане или в каком-то неведомом море. Под вечер третьего дня ветер улегся, волны присмирели, на небе вновь показались звезды. Буря кончилась. Моряки пытались понять, куда их занесло. Требовалось срочно подлатать изорванные паруса и пополнить запасы пресной воды, вытекавшей из треснувших бочек, а для этого – как можно скорее пристать к какому-нибудь берегу. Капитан изучал карты, смотрел на звезды и наконец выяснил, что одна из старых карт соответствует положению звезд, наблюдавшемуся на небе. Указав пальцем на море в углу этой карты, он объявил: «Мы здесь! – и прибавил: – В одном дне пути отсюда есть остров. Мы можем направиться туда». Пожилой картограф и компасный мастер, стоявшие рядом с капитаном, переглянулись. Остров, окрашенный в небесно-голубой цвет, показался им подозрительным. «Капитан, – попросили они, – давайте не будем так далеко отклоняться от нашего маршрута». Этот остров походил на ложный, из тех, что выдумывали в былые времена влюбленные картографы. Водился у них такой обычай – нарисовать в неведомых водах остров и дать ему имя возлюбленной. Моряки рассказывают немало историй о кораблях, устремлявшихся к обозначенным на картах ложным островам и не находящим среди волн ничего, кроме разочарования. Пожилой картограф и компасный мастер высказывали сомнения насчет голубого острова, но всего, что знали, не говорили. А знали они вот что: не кто иной, а именно пожилой картограф в молодости и нанес на карту небесный остров. Открыто об этом они сказать не могли, опасаясь гнева капитана: как бы тот не приказал бросить их в море, связанными по рукам и ногам. Так что два друга ушли в свою каюту и всю ночь провели за разговором. «Свою любимую, – рассказал пожилой картограф, – я впервые увидел на базаре нашего городка. Стал писать ей письма. Она писала мне в ответ, и эти послания, которые она переправляла тайно, боясь гнева непутевых старших братьев, я перечитывал много-много раз. Отправляясь в свою первую океанскую экспедицию, я пообещал привезти ей из дальних стран подарок, который она никогда не забудет. Я собирался заработать немного денег на китобойном судне, вернуться, забрать свою любимую и бежать с ней на край света. Возлюбленная моя была так красива, стройная, нежная, хрупкая! Увы, пока я странствовал, она заболела, много дней пролежала в постели и умерла. Вернувшись из путешествия, я пошел на кладбище и рядом с ее могилой вырыл другую – для себя. Следующие несколько ночей я работал над картой. Выбрал далекое неисследованное море, нарисовал в нем самый красивый на свете остров, закрасил его небесно-голубым цветом и дал ему имя любимой. Пока существует наш мир, сказал я себе, буду искать этот несуществующий остров. И с мечтой о нем отправился в море». Белый корабль с порванными парусами плыл, рассекая грудью волны, к острову в безлюдном уголке мира. Пожилой картограф и компасный мастер уснули на рассвете. Вечером, когда корабль вошел в те воды, где якобы находился остров, они проснулись от крика впередсмотрящего: «Земля!» Земля? Как такое может быть? Пожилой картограф не верил собственным ушам. В волнении он выбежал на палубу – и увидел перед собой небесного цвета город с крепостными стенами, куполами и башнями. «Стамбул! – прошептал пожилой картограф имя своей умершей возлюбленной. – Стамбул!» В изумлении и восторге смотрел он, как воплощается в реальность остров, некогда его рукой нанесенный на карту. Колени у него подогнулись, и он упал на палубу. Склонившись над ним, компасный мастер увидел на губах старика-картографа улыбку человека, сполна насытившегося жизнью. «Неужели это правда? – спросил тот. – Неужели перед нами тот самый никогда не существовавший остров, который я назвал именем своей возлюбленной и подарил ей?» С берега к кораблю летели чайки. Дул легкий бриз. Тут-то пожилой картограф и скончался, и тело его по моряцкому обычаю погребли на дне морском. Прошло много лет, и стамбульцы, которые свой город считали реальным, а белый корабль, явившийся из тумана, – сказкой, стали рассказывать о капитане этого корабля, пожилом картографе и компасном мастере самые разные, непохожие одна на другую истории.