Стамбул Стамбул

– Хотя бы дайте немного воды и таблетку обезболивающего…

– Эта таблетка скоро понадобится тебе самому, старый хрыч. Тебя велели вести на допрос. Вставай!

Рядом с огромными ногами охранника я увидел белую собаку. Она пришла из глубины коридора и теперь застыла в ореоле света, словно мраморная статуя. Ее уши стояли торчком, шерсть напоминала ворсистое шерстяное одеяло. Глаза, похожие на волчьи, смотрели так же пристально, как в былые дни.

Не заметив белой собаки, охранник вывел дядю Кюхейлана из камеры, захлопнул дверь, задвинул засов. Я остался с белой собакой один на один.

Последние силы покинули меня. Глаза закрылись. Я хотел уснуть бесконечным сном.

Белая собака медленно подошла поближе, я почувствовал кожей ее дыхание. Потом она легла рядом, прижалась ко мне своим жарким телом, положила длинный хвост мне на ноги и стала ждать, когда я согреюсь. Будь у нас время, она могла бы лежать так часами. Но времени у нас не было. Белая собака подняла голову. Встала. Облизала мое лицо и тело влажным розовым языком, словно ласкала своего щенка. Исцелила одну за другой все мои раны. Боль утихла. В этом невыносимо жестоком мире человек вправе хотя бы с закрытыми глазами дышать и не испытывать боли. Иначе нет никакого смысла жить. Белая собака пошевелилась. Плотнее прижалась к моему плечу. Слизала скользким языком все с детства копившиеся страхи. Успокоила меня. На душе стало легко-легко. Я словно бы ступил в теплую, тихую реку. Жаль, что жизнь не так добра, как белая собака. Жаль, что жизнь не вывела меня на новый путь, когда я сбился с дороги.

Десятый день Рассказывает дядя Кюхейлан Желтый смех