Стамбульские сплетни, или Секретная кухня турецких красавиц

Обычно люди элегантного возраста с гаджетом в руках пугают, но только не эта особа. Она держалась уверенно, хотя и относила планшет дальше обычного. А легкий прищур, выдающий тщательно скрываемую дальнозоркость, говорил лишь о том, что она все еще отказывает очкам, боясь признаться себе в приближении «поздней весны», как в Стамбуле принято говорить о преклонном возрасте.

– Почему вы хотите похудеть? Ведь вы не выглядите грузной…

– Да, но я боюсь уйти от своего прежнего веса и как бы… Не знаю, как сказать…

– Боитесь потерять связь с прошлым? Не влезть в юбку выпускницы старших классов?

Она пристально всматривалась в мое раскрасневшееся лицо: в комнате было достаточно душно. Плюс ко всему я прилагала неимоверные усилия, чтобы не растечься по креслу, которое почти не держало форму и расплывалось подо мной, как бинбэг в школьной библиотеке. Никогда не могла сидеть на этих набитых поролоном мешках! Не в силах больше напрягать пресс, чтобы держать спину прямо, я поднялась настолько грациозно, насколько могла это сделать.

– Пожалуй, я пересяду… Ближе к свету. – И я направилась к вытянутому окну с низким подоконником. Внутренние ставни украшали его облупившиеся откосы.

На минуту я замерла, пораженная видом старейшего из районов города – Галаты. В Средние века его застраивали прогрессивные генуэзцы, захватившие у византийцев небольшой кусок земли ровно там, где Босфор соединяется с Мраморным морем и дает жизнь красивейшему из заливов – Золотому Рогу.

Предприимчивые переселенцы тут же обнесли землю крепостной стеной, а в центре возвели великолепную башню Христа, с высоты которой легко могли контролировать входящие в залив корабли и рассчитывать на соответствующие пошлины для своего кармана. После падения Византии башня оказалась удобным сооружением для контроля за землями, правда, теперь в руках османов. Ее стали называть Галатой, как и район, в котором она находится.

– Она прекрасна, – произнесла я, пораженная тем, насколько величественной может быть обычный каменный столп высотой с двадцатиэтажный дом.

– А на мой взгляд, ее вид удручает, – и Дерья подошла, чтобы убедиться, что столетиями неменяющийся город все тот же. Сотни серых оттенков, разбавленных местами бледной терракотой черепичных крыш, приковывали взгляд и не позволяли оторвать его от былого великолепия тысячелетней истории.

– В Стамбуле, как нигде, чувствуется время… Его неумолимый бег… Невозвратимость момента… – со свойственной для среднестатистической стамбулки апатией произнесла Дерья.

– Как и невозвратимость моего размера, – грустно добавила я, а доктор впервые улыбнулась.

– Пойдемте на кухню, там и поговорим.

– Не могу поверить, что у женщины с такой фигурой есть в доме кухня.

– О, кухня в доме должна быть всегда, иначе в этом доме никогда не появится мужчина! Это совет диетолога номер один.

Стамбульские женщины говорят о мужчинах крайне редко. Вначале это сбивало с толку: о чем еще говорить с подругами, когда темы «дети», «шопинг» и «красота» полностью исчерпаны? Но только не здесь!

Стамбулки часами болтают обо всем, что знают и о чем не имеют никакого представления, однако никогда даже словом не обмолвятся о противоположном поле. Это своего рода табу, неприкосновенная тема, потому что местной женщине нет никакого дела до тех, кого здесь принято называть «erkek»[9].

«Erkek» – это своеобразная каста неприкасаемых, или райа[10], облагаемая особой податью в виде постоянно растущих требований ненасытных стамбульских женщин.