Стамбульский реванш

– Я понял вас, – важно пробасил Мустафа, когда запас красноречия худрука наконец иссяк и тот, извинившись, нацедил себе стакан воды из кулера и осушил его залпом. – Не сомневайтесь, если спектакль получится ярким, мы устроим вам и европейские театральные подмостки и международные фестивали. Ну, а для начала займемся постановкой, подготовкой премьеры и первого блока спектаклей. Думаю, все финансовые вопросы вы можете обсудить с директором фонда Ремзи Давутоглу. Не стану вам мешать. Но прежде чем мы с племянницей удалимся, хотелось бы обговорить одно условие.

Худрук напрягся, как сеттер, почуявший добычу. Виктории показалось даже, что он весь вытянулся вперед и застыл под углом 45 градусов к земле. Мустафа оглянулся на нее, и Виктория на мгновение опустила веки, давая понять, что все идет отлично, именно так, как она и планировала. Худрук, движимый неудовлетворенными творческими амбициями, заглотил наживку и теперь согласится на все, что угодно.

– Мы настаиваем, чтобы главную роль в постановке исполнял актер Альтан… – вкрадчиво произнес Мустафа.

Худрук переменился в лице и нахмурился.

– Безусловно, Альтан… очень талантливый актер. Но он… довольно сложный человек и сотрудничать с ним… не всегда удается успешно. К тому же гонорар…

– Послушайте, уважаемый, – перебил Мустафа.

Голос у него был мягкий, словно бы обволакивающий собеседника. И все же крылось в этой мягкости что-то настолько сильное и несгибаемое, что сомнений в твердости его намерений не оставалось. Виктории подумалось, что его речь опутывает, как удав, крепко обвивает кольцами только для того, чтобы в случае неповиновения задушить любые попытки сопротивления.

– Я ведь представил вам свою племянницу Хазал? – продолжал Мустафа, кивнув на Викторию. Та сделала робкий шаг вперед и потупилась, как и подобало восточной женщине. – Ее родители недавно умерли, бедняжка осталась сиротой. Я забрал ее в Стамбул из родной деревни и поклялся, что постараюсь, насколько это возможно, сделать все, чтобы она была счастлива. Любое ее желание – закон для меня. И так уж вышло, что Хазал – большая поклонница Альтана… Поэтому я хочу, чтобы вы поняли меня правильно: наша договоренность будет соблюдена только в том случае, если главную роль в спектакле будет играть он.

Худрук, видно, тоже ощутивший стальную мощь Мустафы, спрятанную под обманчивой мягкостью тона, побледнел, судорожно сглотнул и закивал:

– Конечно, конечно. Альтан-бей, безусловно, актер редкостного дарования. Для нас будет честью сделать постановку с его участием. Если только он согласится…

– Постарайтесь, чтобы согласился, – припечатал Мустафа и поднялся с кресла. – Оставляю вас решать финансовые вопросы, господин… Всего доброго.

Мустафа направился к двери, и Виктория засеменила вслед за ним, стараясь не споткнуться о путающиеся в ногах тряпки. У входа в театр охранник распахнул перед ними двери «Мерседеса» представительского класса с затемненными стеклами. Виктория забралась на заднее сиденье, дождалась, пока дверь за ней захлопнется, и с облегчением стянула с головы никаб.

– Ффух, как же душно под этим покрывалом.

Мустафа, разместившийся напротив, усмехнулся в усы:

– Роль скромной девушки из горного села нелегко вам дается, госпожа Стрельников?

– Поверьте, ради того, чтобы воплотить мой план в жизнь, я сыграю кого угодно, – возразила Виктория. – Воображаю, в какой восторг придет Альтан, когда этот велеречивый худрук к нему обратится. Сыграть какого-нибудь негодяя и психопата в провокационной пьесе – это же его мечта. Такие персонажи всегда удавались ему лучше всего. Даже удивительно, почему так, не правда ли? – Она скептически хмыкнула.

– Вы коварный человек. Не хотел бы я однажды перейти вам дорогу, – деланно испугался Мустафа, негромко рассмеялся и хотел еще что-то сказать, но тут в кармане его богемного пиджака зазвонил телефон.

«Мерседес» плавно плыл по улицам Стамбула. И Виктория жадно вглядывалась в пейзаж за окном. Она и не подозревала, что так соскучилась по своему любимому городу. Трафик был напряженный, водителю пришлось сбросить скорость. Теперь справа от Виктории за окнами машины медленно проплывала набережная Босфора. Могучие камни, омываемые водой, степенно ползущие баржи, расчерчивающие небо зигзагами белоснежные чайки. А вот замелькали у самой кромки гладкие, словно лоснящиеся, выгнутые черные спины. Это стайка любопытных дельфинов приплыла поглазеть на кипящий жизнью древний город и затеяла веселые игры прямо возле набережной. В чуть приоткрытое окно тянуло свежестью, солью, вольным ветром. И Виктории вспоминалось, как счастлива она была здесь когда-то. Как ждала вон на той скамейке Альтана, как после они вдвоем прогуливались по набережной и, смеясь, наблюдали за дельфинами. Как безоглядно была влюблена в этого человека, который так безбожно и страшно ее предал.

Мустафа говорил с кем-то по телефону. Виктория особенно не вслушивалась в беседу, но несколько фраз все же уловила.