Стань моим завтра

Мы подошли к прокату коньков и простояли в очереди добрый час, потому что одновременно на катке могло находиться не больше ста пятидесяти человек. Наконец нам разрешили выйти на лед. Я никогда раньше не катался, но что там могло быть такого уж сложного?

Я выяснил это в первую же миллисекунду, когда мой конек коснулся льда и едва не уехал из-под меня. Я в панике схватился за бортик, чтобы не плюхнуться на задницу.

Отлично, Коуплэнд. Да ты просто гребаная звезда.

Зельда захихикала, но ее смех перешел в писк, когда с ней произошло ровно то же самое. Она замахала руками, пытаясь удержать равновесие, но ее коньки скользили то вперед, то назад. Я потянулся к ней, чтобы помочь. Она еще раз дернула рукой, а потом схватилась за мою ладонь, и я притянул ее к себе.

Мы заскользили вдоль бортика – медленно, словно продираясь сквозь ураганный ветер.

– Господи, это кошмар, – выдохнула Зельда, хотя на ее раскрасневшемся от холода лице сияла широкая улыбка.

– Нет, постой. Мы справимся, – я отошел от бортика, сделав пару широких, неуверенных шагов, чтобы оказаться слева от нее, а потом взял ее за руку. – Так, теперь отпускай бортик.

– Еще чего, – фыркнула она.

– Я тебя держу.

– Да ладно?

– А может, и нет, – признался я, едва не потеряв равновесие. – Зато мои слова прозвучали уверенно, правда ведь? А вообще, это все твоя вина.

– Моя? – взвизгнула она, смеясь.

– По сценарию ты должна была признаться, что на самом деле ты гениальная фигуристка, и научить меня кататься по льду. А оказывается, мы с тобой двое неумех.

Словно в подтверждение этих слов, моя нога поехала вперед, и я свалился на лед, утаскивая Зельду за собой. Мы оба упали на задницы, переплетясь ногами и смеясь, несмотря на то, что было немного больно.

– Ты в порядке? – спросил я у нее.

– Все супер, если не считать ушибленной задницы и уязвленной гордости.

– Тогда хорошо. – Я опустился спиной на лед. – Наверное, я немного так полежу.

Зельда рассмеялась.

– Здесь и правда безопаснее.

Я поднял взгляд, и улыбка на моем лице сменилась благоговейным восторгом. У меня сжалось сердце, и я на ощупь потянулся к Зельде, пытаясь взять ее за руку.

– Зельда. Ты должна это увидеть.

Я думал, она пошутит или скажет, что я сошел с ума, но она молча легла на лед рядом со мной, почти касаясь волосами моей щеки.

Мы смотрели вверх – на небо, в котором густели темно-синие сумерки, и на елку, возвышавшуюся над катком. Зеленое, похожее на конус дерево, окутанное тысячами разноцветных лампочек, сверкало и переливалось. В свете огоньков и высотных зданий город казался живым. Белый лед и золотая статуя Прометея сияли их отражениями.

Мир казался прекрасным. Особенно потому, что мы с Зельдой лежали плечом к плечу, и она согревала меня, хотя холод ото льда уже должен был просочиться сквозь мою одежду.

– Ты это видишь? – спросил я и почувствовал, как она кивнула.

– Как же красиво.

Мы не вставали еще пару минут, пока к нам не подъехал работник катка и не напомнил, что не очень-то мудро лежать на льду, который в непосредственной близости от наших голов режут лезвиями коньков сто сорок восемь человек. Но оно того стоило. Моя куртка намокла, но оно того стоило.

Оно стоило того, потому что я увидел, как городские огни отражались в глазах Зельды.

Мы вернули коньки и купили два стаканчика горячего шоколада. Рядом с катком стояли маленькие столики под обогревающими лампами, и мы уселись за один из них, не спеша делая глоток за глотком. Я смотрел на Зельду. Мои эмоции спутались в клубок, но, возможно, мне стоило перестать их сдерживать, и тогда в холодном ночном воздухе между нами могла родиться какая-то совсем новая история.

Но Зельда заговорила первой. Ее голос звучал неуверенно. Почти робко.

– Хотела кое-что у тебя спросить, – сказала она, закусив нижнюю губу и сжимая стаканчик в затянутой перчаткой руке.

– Конечно, – отозвался я. – Я слушаю.

Она опустила взгляд на стаканчик.

– Я говорила, что у меня случаются панические атаки, когда я приезжаю в гости к родителям. И даже когда я просто слишком много о них думаю.

Я кивнул.

– И по этой причине мы очень редко видимся. Один-два раза в год. И это ужасно. Я скучаю по ним. Очень сильно. Но это…слишком тяжело.

Она покачала головой.

– Знаю, звучит так, будто я жуткая трусиха…

– Вовсе нет, – сказал я.

Она благодарно мне улыбнулась и снова заговорила серьезным голосом.

– Я чувствую себя трусихой. Я понимаю, что причиняю боль маме, но… В общем, сейчас я всего в паре часов езды от Филадельфии, и я просто не могу не приехать к ним на Рождество. Возможно, это огромная ошибка, но нужно хотя бы попытаться.

Все это время она не отрывала взгляда от стаканчика, но теперь посмотрела мне в глаза.

– Поэтому я хотела спросить, не можешь ли ты поехать со мной.

Я оперся на спинку стула.

– Ты хочешь, чтобы я провел Рождество с твоей семьей?

Она кивнула.

– Потому что… Я знаю, это звучит безумно, но рядом с тобой я чувствую себя в безопасности.

Мое сердце громко и ритмично заколотилось о ребра.

– Зельда… Я не знаю, что сказать.