Станислав Лем – свидетель катастрофы

В апреле скончался Иоанн Павел II, чьих взглядов Лем уже давно не разделял, однако не мог не оценить его заслуг в деле слома однопартийной диктатуры. «Это была сильная личность, которая со временем становилась все сильнее. Не надо ходить за оценкой к теологам – самым главным, несомненно, была реакция людей. А люди – не важно, поляки, австралийские аборигены или эскимосы – одним лишь присутствием на встречах с ним демонстрировали свои чувства, а теперь, устраивая разные шествия, выражают свою скорбь», – написал он[1388]. Понтифик совсем немного не дожил до триумфа своих единомышленников в Польше: братья Качиньские осенью 2005 года победили сразу на парламентских и на президентских выборах. Правда, их партии «Право и справедливость» не хватило голосов, чтобы сформировать правительство, и они сколотили коалицию с той самой Лигой польских семей, которая вызвала такую неприязнь у Лема. Тандем президента Леха Качиньского и председателя правящей партии Ярослава Качиньского объявил курс на «моральную революцию» с опорой на социальное учение церкви. «В Польше настала эра Рыдзыка», – мрачно заявил режиссер Анджей Жулавский. Лем был в ужасе. Он даже признался, что покинул бы страну, если бы был на тридцать лет моложе, – но куда ехать? В Швейцарии скучно, в Штатах глупо, ибо там у власти идиоты[1389]. Да и здоровье уже не то.

Писатель слабел на глазах. Его убивали диабет и болезнь почек. В его дом на Клинах все чаще вызывали скорую. Тем важнее, что, чувствуя себя уже довольно скверно, Лем в конце января 2006 года откликнулся на приглашение российского портала «ИНОСМИ» и согласился ответить на вопросы читателей. Вал обрушившихся восторгов ошеломил его. Он будто вернулся в 1960-е, когда советские читатели ломились на встречи с ним, как на концерт рок-звезды, и спрашивали обо всем на свете. Лем с удовольствием отвечал: «В России я был несколько раз, еще в шестидесятые годы, когда моя первая книга – „Астронавты“ – пользовалась незаслуженной популярностью во всех странах бывшего восточного блока. Меня принимали с невероятными почестями, я имел возможность встретиться со множеством известных художников и ученых. Тогда же я познакомился с Высоцким; он пел мне хриплым голосом свои песни. Ужинал в компании космонавта Егорова, из кармана у него торчали спрятанные от воров „дворники“. Меня тайно пригласили на пиршество в частной квартире, где собрался цвет российской науки. В поезде „Красная стрела“, на котором я ехал из Москвы в Ленинград, на завтрак подавали красную икру и грузинский коньяк. Из российских писателей science fiction мне ближе всех, пожалуй, Стругацкие, особенно их „Пикник на обочине“… Эта книга пробудила во мне своего рода ревность – как будто это я должен был ее написать. Им удалось найти абсолютно оригинальный подход к классической теме SF: посещение Земли инопланетянами. Это потрясающая книга, только ее финал кажется мне натянутым и искусственно оптимистическим»; «Не существует какой-то „хорошей войны“. Интервенция в Ираке казалась мне меньшим злом: нельзя недооценивать совершенно реальной угрозы ядерной войны, спровоцированной непредсказуемым диктатором-фанатиком. Американцы утверждали, что Саддам Хусейн обладает оружием массового поражения. Однако меня вовсе не восхищает концепция Pax Americana: нехорошо, если одно государство будет единолично решать, что хорошо и что плохо для мира. После падения коммунистического блока двухполюсный антагонизм сверхдержав распался на череду локальных конфликтов, которые гораздо труднее контролировать и гасить. Я не ностальгирую по холодной войне, но сегодня вовсе не чувствую себя в большей безопасности»; «Многие годы Польша жила в тени могущественного соседа, которым была Россия. Порой это соседство было тягостным и подавляющим. Сложно удивляться тому, что мы страдаем от своего рода российского комплекса. Потребуется немного времени и смена поколений, чтобы все вернулось в норму. Лично меня страшно раздражает антироссийская риторика президента Качиньского, однако я считаю, что большей части его высказываний не стоит воспринимать серьезно. Я многократно повторял, что непременным условием экономического развития и суверенитета Польши являются добрососедские отношения с Россией. Россия для нас ближе всего как в геополитическом, так и в культурном плане. Нет смысла обижаться друг на друга и ворошить прошлое, за что немалую долю ответственности несут экстремисты с обеих сторон. Поэтому я очень рад, что смог ответить на вопросы российских читателей». Любопытно, что здесь Лем опять, как и в старой беседе с Бересем, сообщил, будто переехал в Краков в 1946 году, хотя в других интервью указывал правильную дату[1390]. Отчего так? Мы не знаем.