Становясь Лейдой

Это произошло на рассвете. Черная птица опустилась на выступ у крошечного тюремного окошка и принялась стучать клювом в решетку. Хельга, разбуженная этим стуком, приоткрыла один глаз и сердито взглянула на ворона. Он склонил голову набок и пристально посмотрел на нее. Потом запрокинул клюв к небу и издал хриплый приветственный крик.

Хельга тяжко вздохнула:

– Скажи Одину, что еще рано посылать вестников. Найди себе дерево, чтобы сесть, и оставь старуху в покое.

Ворон еще пару раз стукнул клювом в решетку и протиснулся между прутьями, сначала внутрь, затем наружу. Хвастаясь своей свободой.

– Takk, крылатый посланец, но я не смогу убежать. Это ты вольная птица, а я-то нет.

Ворон спрыгнул на пол ее камеры, захлопал черными крыльями.

Хельга медленно села, с трудом разогнув спину. Молясь про себя, чтобы смерть поскорее пришла и забрала ее дряхлое старое тело.

– Всякое время хорошее, Скульд. Перережь мою нить, и давай все закончим. Я готова.

В замке звякнул ключ. Ворон замер, прислушиваясь, потом резко каркнул и взлетел на окно. Хельга кое-как поднялась на ноги. Дверь открылась, впустив в затхлую камеру чуточку свежего воздуха.

– Как бы не так, фру Тормундсдоттер. Я и сам не желаю вам долгой жизни. – Магистрат прикрепил к поясу связку ключей. – Но мы еще не закончили следствие по вашему делу. Остались вопросы, требующие ответов. Возможно, вам стоило бы молиться не Скульд, а Господу Богу?

Хельга пригладила свои седые кудрявые волосы. Выпрямилась в полный рост – росту в ней было всего ничего, – у нее на руках звякнули кандалы. Ее взгляд уперся в широченную грудь Иннесборга. Магистрат закрыл дверь. Хельга мысленно усмехнулась. Как будто я смогу сбросить железные кандалы и сбежать. Но он, должно быть, чего-то такого боится; иначе зачем бы он стал закрывать дверь? Она решила с ним поиграть, развлечь себя напоследок:

– Я всегда рада вам услужить, герр Иннесборг, и ответить на все вопросы даже в такой ранний час. Как вам известно, я опытная и искусная целительница.

Иннесборг хмыкнул:

– Никакая ты не целительница, heks. Иначе ты спасла бы мою жену и сына… – У него дрогнул голос. Он взглянул на окно. Хельга проследила за его взглядом. Ворон сосредоточенно рылся клювом у себя под крылом. Магистрат сердито прищурился, глядя на птицу.

Хельга привалилась спиной к стене.

– Да, я всего лишь старуха. Соседка, пришедшая к вашей жене. По вашей же просьбе. Я не могу объяснить, что случилось в ту ночь. Мне неведомы тайны жизни и смерти. Они известны лишь Богу.

Иннесборг фыркнул:

– Теперь уже Богу, не Скульд? Как кстати ты вспомнила Бога. Переметнулась на раз. – Он подошел ближе, наклонился над ней, дохнул ей в лицо кислым пивным перегаром. – Моя вина только в том, что я обратился к тебе от отчаяния. Это ты допустила, чтобы моя жена истекла кровью. – У него вновь дрогнул голос, кровь прилила к щекам. – Но справедливость восторжествует, и виновные будут наказаны. И ты, ведьма, и эта рыжеволосая чертовка.

При упоминании о Маеве Хельга расправила плечи. Ее тон изменился:

– Горе – жестокая вещь. Оно заставляет людей говорить страшные слова и совершать страшные поступки. На все Божья воля, и не нам судить о Его решениях.

Иннесборг пытался сохранять спокойствие.

– Какая ты добрая христианка, прямо знаешь, что говорить человеку, чью жизнь ты сломала.

Хельга прижала язык к верхнему небу, не желая вступать в спор.

– Таких, как ты, нельзя подпускать даже близко к деревне. Такие, как ты… – он на миг задохнулся и наставил на нее дрожащий палец, – …должны гнить в пещере, вдали от набожных, благочестивых людей, почитающих Господа.

– Я чту Бога не меньше, чем ты, Нильс. – Она произнесла его имя вполголоса. Надеясь, что это его образумит.

Результат получился прямо противоположный.

– Фру Тормундсдоттер, вы предстанете перед судом по обвинению в осуществлении незаконной акушерской деятельности, а также в непреднамеренном убийстве, поскольку смерть наступила в результате неумелых врачебных действий. Чистосердечное признание поможет следствию и облегчит вашу участь. Собственно, я для того и пришел. – Он шагнул к окну. Ворон каркнул ему в лицо и взмыл в небо. Иннесборг махнул рукой, прогоняя птицу, и усмехнулся: – Твой дружок?

Хельга даже не поморщилась:

– У меня нет друзей.

– А как же Маева Альдестад?

– У этой женщины еще меньше друзей, чем у меня самой.

Иннесборг нахмурился, не в силах отрицать очевидное:

– Возможно, я вызову дознавателей из Бергена. Чтобы они помогли мне в расследовании. Они, безусловно, захотят опросить здешних женщин.

Хельга закрыла глаза, ей не понравилась эта угроза. Маева – и ее дитя – будут обречены на погибель. Она распахнула глаза, приняв решение.

Тишина нарастала. Иннесборг долго смотрел в окно. Потом перевел взгляд на Хельгу. Выковырял ногтем грязь из-под ногтя большого пальца.

– Чистосердечное раскаяние облегчит вашу душу, фру Тормундсдоттер.