Видимо, здесь Павел Анатольевич перевел дыхание. Выступление Кравцова стало первым сигналом, говорившим, что его положение не столь уж безнадежно. В последующих выступлениях также не было той агрессии, с которой он столкнулся при обсуждении его персонального дела 17 ноября 1938 года на партсобрании 5‐го отдела ГУГБ НКВД СССР. Не звучало больше и нелепых обвинений, что он, покрывая «врагов народа», уклонялся от работы в стенной печати, а два костюма, присланные ему Агаянцем из Парижа, не могут свидетельствовать о буржуазном перерождении. Дальнейшее обсуждение носило скорее нравоучительный характер.
Другой член «большого парткома», в частности ПИНЗУР, сказал:
«…Вообще это дело т. СУДОПЛАТОВУ непростительно. Это можно квалифицировать как политическую беспечность. Особенно в 1938 году, после прихода Лаврентия Павловича Берии, когда это время характеризуется как период чекистских событий, когда требовалась от каждого чекиста-коммуниста настороженность. Я имею в виду факт со свидетелем. Ни для кого не секрет, что 5‐йотделбылзасорен. Ввашемприсутствииявляетсячеловек, онемуприказываетподобратьреабилитирующийматериалнаяпонскогошпиона. Т. СУДОПЛАТОВ, выдолжны были понять это и сделать соответствующие выводы, к тому, мне кажется, что у вас здесь играет ваш гонор. То, что вы сделали для партии и нашего правительства — это очень хорошо, ведь вы — коммунист, но, вместе с тем, вы должны понять свои ошибки и элементы зазнайства.
Дело с ГОРОЖАНИНЫМ было в 1937 году. Так как т. СУДОПЛАТОВ на партсобрании признал свою ошибку, голосовал за исключение его из партии, это дело отпадает.
Дело по обвинению его в связи с врагом народа СОБОЛЬ он признал.
О БЫСТРОЛЕТОВЕ: здесь видно, что СУДОПЛАТОВ приложил много усилий к аресту БЫСТРОЛЕТОВА.
Самое тяжкое то, что он знал, что на ШПИГЕЛЬГЛАЗА имеются материалы как на крупного шпиона, и никому ничего не говорил, а события в наркомате в это время должны были насторожить всех чекистов.
Вот если учесть его основные моменты и то, что все же он признал за собой вину, можно будет ограничиться вынесением не строгого выговора, а выговора…»
Предложение Пинзура поддержал и следующий выступающий Буланов. К нему присоединился Семенов. Он упрекнул Леоненко — секретаря партийного комитета 5‐го партколлектива ГУГБ НКВД в его непоследовательности и недостаточной принципиальности, заявил: