Становление спецслужб советского государства. 1917–1941 гг.

В Кремле отдавили себе в этом отчет. Уничтожив так называемую «пятую колону», в чем Сталин был убежден, он сосредоточился на подготовке страны к войне с Германией и Японией. В ее неизбежности у него не существовало ни малейших сомнений. Позже он рассказал об этом при личной встрече с премьер-министром Великобритании У. Черчиллем. Она имела место в Москве и проходила с 12 по 17 августа 1942 года. Как вспоминал Черчилль, в разговоре с ним Сталин прямо заявлял:

«…Мне не нужно было никаких предупреждений. Я знал, что война начнется, но я думал, что мне удастся выиграть еще месяцев шесть или около этого» (Черчилль У. Вторая мировая война. Кн. 2. Т. 4. С. 522).

Как искушенный политик, Сталин почувствовал эту угрозу гораздо раньше, когда в Германии к власти пришли нацисты во главе с Гитлером. О неизбежности военного столкновения он впервые открыто сказал 21 мая 1937 года на закрытом совещании руководства наркоматов НКВД и обороны. Сталин обращал их внимание на то, что:

«…Необходимо полностью учесть урок сотрудничества с немцами. Рапполо, тесные взаимоотношения создают иллюзию дружбы. Немцы же, оставаясь нашими врагами, лезли к нам и насадили свою сеть» (Смерш. Исторические очерки и архивные документы. С. 13).

При этом Сталин и не подозревал, что в тени двух «империалистических хищников» таился третий еще более коварный.

Часть 6 «Drang nach оsten»

Во второй половине апреля 1939 года британское правительство подбросило советскому руководству затравку — проект Декларации, который определял бы меры по обеспечению мира и европейской безопасности. Одно из ее положений гласило:

«…В случае акта агрессии против какого-либо европейского соседа Советского Союза, который бы оказывал сопротивление, можно будет рассчитывать на помощь Советского правительства, если она будет желательна, каковая помощь будет оказана путем, который будет найден более удобным» (АВП. Дело англо-франко-советских переговоров 1939 г. Ф. 069. Оп. 23. Д. 1. П. 66. Л. 33).

При этом британская сторона не брала на себя каких-либо встречных обязательств и, видимо, не намеривалась. 28 марта 1939 года министр иностранных дел Великобритании Э. Галифакс через своего посла в Вашингтоне конфиденциально информировал госдеп США об истинной позиции британского правительства на предстоящих переговорах с Советским Союзом. Она сводилась к тому, что:

«…Англия, приступая к переговорам с СССР, не намерена устанавливать с ним действительное сотрудничество» (Документы британского МИДа 1919–1939 гг. 3‐е издание. Т. 5 С. 649).

Что касается позиции правительства Польши, вокруг которой ломалось столько копий, то она нашла отражение в телеграмме ее министра иностранных дел Ю. Бека, адресованной 14 мая 1939 года послу в Лондоне Э. Рачинскому. В частности, он ориентировал его на то, что:

«…наша позиция по вопросу об англо-французских-советских переговорах не может быть ни отрицательной, ни положительной, поскольку в этих переговорах мы участия не принимаем… Мы по-прежнему придерживаемся той точки зрения, что договор о взаимной польско-советской помощи ускорил бы конфликт» (Станкевич М. Сентябрьская катастрофа. М.: Иностранная литература, 1953. С. 215).

Грязные «игры»

В Москве не знали об этой закулисной политической кухне и оперативно отреагировали на предложения Лондона и Парижа. В течение апреля — мая 1939 года по дипломатической линии между Советским Союзом, Великобританией и Францией шел интенсивный обмен проектами будущего трехстороннего соглашения. Но дальше слов дело не шло, и тогда 23 июля советское руководство сделало практический шаг — оно предложило организовать в Москве трехсторонние переговоры военных миссий, которые бы оценили угрозы безопасности в Европе и на этой основе определили бы меры по ее уменьшению.