Становой хребет

Народец, кроме Стеньки, был в тайге впервой, это сразу бросалось в глаза: один в городской одежде, другие в крестьянской справе, а кто и в шинелях разных армий и народов, воевавших по Сибири…

Разномастные котомки были тяжело нагружены провиантом и всем необходимым для добычи золота, о котором многие знали только понаслышке. Степан убрал винтовку, подсел рядом.

— Чё творится в Ларинске. Ужасть народу прёт! Мужики побросали жён, конторы, работу и достаток, подались за открытым золотом. Из Рухлово вон милиционер утёк в эти края. Бегут артисты, бухгалтеры, извозчики, даже воры от тёплых городов в надежде сорвать банк в картишки.

Ты же знаешь, видать, что в прошлом годе нащупал у реки Алдана шибко богатые ручьи какой-то человек от новой власти. Говорят, он золото видит прямо через землю, сам агромадного росту и башка — не обхватишь! — Степан вытаращил глаза и замкнул свои ручищи в огромное кольцо. — Во!

— Брешут люди, — рассмеялся Егор, — Бертин его фамилия. В прошлом году я его видел. Обыкновенный человек. Круглолицый, пышные усы, борода. Среднего роста.

— Так уж и видал? — недоверчиво скосился Степан. — Пущай обыкновенный, но весть по миру разнеслась необыкновенная, мол, на Алдане мох дерут и золото берут. Вот и попёрли, кому не лень ноги бить.

За лошадь в Ларинске платят больше, чем за паровоз можно денег дать. Не зная тайги, почти голяком и с краюхой хлеба ломятся на север за сотни вёрст. Ох, придёт зимушка-а-а… чё будет — страх представить. Забелеет эта тропа людскими костями. Вот, поглядишь — забелеет. Ты-то снарядился дельно, сразу видать наученье Сохача.

А вот эти куда собрались, — обвёл он рукой молчаливых спутников, — с горкой сухарей в дорогу приноровились идти. Думают на энтом Алдане увидать скатерть-самобранку. Хэх! Пожалел я их, сбил в артельку, продуктишек поболе запасли. Вместе не пропадём. А ты откель путь ведёшь? С каких мест?

— С Аргуни… из станицы, — помедлив мгновение, уверенно ответил Егор.

— А-а-а… казак, значит. То и гляжу, вьюки как влитые на конях. Тебе лекше, не надо горб сидором бить. — Он обернулся к молодому парню с усиками: — Петро! Достань бутылочку из сидорка, справим по глотку встречу, — разлил по кружкам спирт, — ну, давай! За сотоварища Сохача, пусть ему удача выкажется, а мы к ей прибредём. Как звать-то тебя?

— Егором… я пить не стану, дорога не из лёгких.

— Сдурел? Как же это не пить

— Здоровья нету, — отшутился Егор.

— Всё одно — дурак. В тайге захвораешь без спирту. В краях нежилых и холодных только он и спасает от чахотки… Давай приваливай к нам, гуртом и пойдём далее.

— Мне надо скорее к полой воде успеть, а вы — пешие.

— Как знаешь, только приберегай голову. За лошадей счас не пощадят. Мы и то на ночь караул выставляем. И удаль не поможет, пришьют ночью сонного, а то из кустов стрельнут. Глаз продрать не успеешь, как улетит душа к праотцам.

— Собака не дозволит подкараулить, она далеко ночью людей слышит. А там, как Бог подаст. Пошёл я. Удачи вам!

— Покедова. Сохачу не забудь привет от меня положить. Может быть, свидимся на Алдане.

После этой встречи Егор уже не таился, пёр напропалую, обгоняя пеший люд с сидорами на плечах. Добравшись до Ларинского тракта, он совсем осмелел и поехал по этой дороге. Она была заброшена, кое-где размыта и негодна уже для колёсного проезда.

Мостики посносило водой и сорвало наледями. Но верхом по ней было продвигаться гораздо быстрее, нежели по оленьей нартовке эвенков. Он приветствовал отдыхающий, идущий, едущий на конях народ.

Только побаивался, кабы не стрельнули в спину, уж больно завистливые взгляды провожали сытую связку лошадей с объёмистыми вьюками.

Затаборился подале от дороги и всю ночь спал неспокойно. По тайге гремели выстрелы, доплывало ржание лошадей, слышался людской переклик и стук топоров.

Армада ловцов фарта неуклонно двигалась вслед за перелётными косяками птиц. К утру долину ручья трусцой перебежали китайцы. Шли они бездорожьем, боязливо оглядываясь на костёр и лающую Верку. Подпрыгивали на их спинах бабьи косички под соломенными шляпами.

Егор не мог свыкнуться с таким обилием людей. Словно в его дом забрались чужие и шарятся по углам, не считаясь с хозяином. Он завьючил лошадей и поехал быстрее, надеясь обогнать пеших до реки.

Многие плелись обратным путём, с безутешной тоской в глазах. Они недружелюбно косились на вьюки, пытались торговаться, но всадник не останавливался.

Уже на седловине перевала через Яблоновый, когда открылся в голубеющей дымке Становой хребет, из зарослей стланика вылезли трое хмурых мужиков. Они молча загородили дорогу. Егор натянул поводья, увидев в руках здоровенного детины, по виду татарина, кавалерийский карабин.

— Приехал, дружочек… Мы, значит, ножки бьём, а этот в седле барином двигает, — дурашливо заговорил верзила, потешая дружков, — видать, и спиртик есть в тороках, и харчишки припасены. Счас и подкрепимся.