Станция

Отец бы убил его – всегда учил стрелять быстрее, чем думать, знающий вкус опасности, и Элис не рассказывает родителям, хотя должна быть умнее. Зараженный не пытается укусить её, не рычит, брызгая слюной, и глаза его почти всегда светлого, серого цвета. Он приходит разным.

Иногда он совсем взрослый, взрослее папы, а иногда кажется старшеклассником – в возрасте Элис еще сложно определить, раны не делают его моложе. Иногда кожа его сходит полосками, тело гниет, а иногда только седина в волосах и редкие шрамы не дают забыть о его болезни.

Иногда он встречает её, как старую знакомую, а иногда – словно не узнает, увидев впервые.

Элис проще видеть его умирающим – к своим двенадцати она много раз видела его таким.

Умирающим он привычнее и пугает её куда меньше, чем человеком.

Осенью он лежит в её клумбе, среди поникших, осыпающихся алых цветов, и кровь его вновь пропитывает землю. Элис уже не бежит, увидев его издали, и знает – спешить нет смысла. Он появляется и исчезает даже ему самому неизвестным порядком, вихрем, который не изменить. Она спокойно подходит, садится на землю рядом с телом и всматривается в лицо – молодой он сегодня или старый, гниет или живой. На нем нет ран, но волосы седые, а глаза начинает затягивать темнота – лопнувшими капиллярами, слишком черной кровью, залившей белки. Он кажется ссохшимся, совсем стариком.

– У вас есть вода? – спрашивает он, и голос его, еле слышный, хрипит.

Вода есть, и Элис приносит ведро воды от колодца и несколько раз до краев наполняет кувшин. Он выпивает его дважды, прежде чем спрашивает:

– Можно пить вашу воду?

Элис не сразу понимает вопрос, но кивает, потому что воду из колодца пьют все, для того и существует вода. Зараженному подходит ответ, и он выпивает еще половину кувшина. Остатки он выливает на голову и вздыхает полной грудью – удовлетворенно и умиротворенно. Как будто давно успел отвыкнуть от вкуса воды, запаха её и чувства. За пределами мира Станции ничего нельзя касаться, нельзя вдыхать воздух, ходить по траве и – конечно, нельзя пить.

Он всё равно заражен.

Нельзя выходить за пределы деревни – простой истиной, усвоенной каждым даже раньше первого класса, естествознания и уроков ОБЖ. Элис наклоняется ближе, всматриваясь в его лицо, пытаясь найти отличия – от просто больного, от просто умирающего – и не может понять.

Зараженные не должны быть такими, какими бы они ни должны были быть.

– Как ты оказался здесь? – спрашивает она осторожно.

Зараженный хмурится, будто и сам не может понять – вспомнить, ухватить мысль. Кувшин он опускает на землю, и тот легко выскальзывает из его ослабших пальцев – но он не замечает. Сглатывает, несколько раз нервозно открывает было рот, закусывает губу, и выражение его лица растерянное, просящее и испуганное – какое могло бы быть у ребенка.

Как если бы пришел за чем-то очень важным.

Может, он вспоминает, что должен был её укусить.

– Спасибо, – говорит он.

Нужно представиться, но зараженный не спешит следовать приличиям, и Элис приходится из них двоих быть взрослой. Ей интересно о нём всё.

– Я Элис, – представляется она, но не протягивает ему ладони.

Он смотрит на её руку долго, но не спрашивает – чувствуя подвох, но не понимая, в чем именно. Это уже не пугает и не удивляет Элис. Она садится удобнее рядом с ним, подбирая под себя ноги –на землю, рядом со своей клумбой, и опавшие, алые лепестки тюльпанов накрывают его, как диковинное конфетти, как снег или как раны.

– Что это? – спрашивает он вместо имени.

Зараженный приходит не настолько часто, чтобы ей надоесть.

Он берет один из лепестков в руку и подносит к лицу, всматриваясь и щурясь – будто тот светится или жжется. Порыв ветра чуть не уносит лепесток, и зараженный дергано сжимает его в кулак – слишком грубо, комкая. Он двигает руку ближе к лицу медленно, с трудом – медленно и упрямо, преодолевая боль движения. Пальцы его дрожат – старостью, болезнью, истощением или волнением – ужасом или благоговением перед чудом.

Элис отводит взгляд, обернувшись на шум– ветер трещит сухими листьями крон. Вороны разлетаются, каркая – хотя Элис ни разу не видела в их огороде ворон. Когда она поворачивается – зараженного уже нет. Лепестки опадают, кружась, как листья, поднятые ветром.

Один из них мертвого, черного цвета.

Элис знает – она увидит зараженного еще; и еще теперь знает – страдают от жажды в его мире.

Всегда зараженный исчезает так, стоит упустить его из вида всего на несколько секунд, задержать на самом уголке зрения–частым трюком, и Элис так и не смогла понять, как же он появляется на её клумбе. Как появляется и как исчезает, и она уже умеет просто знать о некоторых вещах, не понимая – как не знала когда-то, почему восходит и садится солнце, сменяет зиму весна, почему горит огонь и затухает без воздуха, откуда появляются дети и куда пропадают старики.

Элис знает главное – она поймет со временем, как поймет законы физики и связи химических элементов. Всё можно понять со временем. Детским любопытством – она уже начинает ждать их следующей встречи. Им обоим нужно многое выяснить.