Станция Бахмач

— Возможно, — произнес Фрадкин и улегся спать на соломенной подстилке прямо в одежде, в сапогах и даже с наганом в кармане, готовый ко всему.

Политрук Луков не понял этих предосторожностей.

— Может, разденетесь, — сказал он, — кругом все тихо, крестьяне спокойны.

— Никогда не знаешь наверняка, — спокойно ответил Фрадкин, — в любую минуту может стать жарко.

5

Как и предсказывал Фрадкин, жарко стало совсем скоро.

Уже на второй день, после того как интернациональный полк взял в сторону от железной дороги и углубился в сельскую местность, из ржаных полей сразу же начали стрелять по маршевой колонне. Фрадкин приказал открыть огонь, а потом — обыскать ниву из конца в конец, но там никого не нашли. Вечером, когда встали лагерем, несколько раз стреляли в часовых. Фрадкин больше не ложился, даже в одежде, и поднял солдат, чтобы они обшарили местность. Когда наутро нашли первого убитого часового с простреленным затылком, веселье первых дней как рукой сняло. Даже Макс Шпицер был не таким веселым, как обычно. Политрук Луков произнес пламенную речь перед личным составом, стоявшим в полном вооружении над свежей могилой посреди поля. Он обращался с революционными речами не только к солдатам, но и к собравшимся крестьянам и крестьянкам, которые часто крестились.

— Спи спокойно, борец за мировую революцию, — взывал политрук Луков к могиле, укрытой срезанными ветками, — мировой пролетариат не забудет тебя.

Пинхас Фрадкин приказал дать залп в честь павшего. Крестьяне стали расходиться. Фрадкин задержал их.

— Даю вам час, чтобы выдать бандитов, которых вы укрываете, и все оружие, которое вы прячете в деревне, — произнес он и посмотрел на свои карманные часы, чтобы засечь время, — за неповиновение я прикажу вывести по корове из каждого хлева.

Крестьяне принялись говорить все сразу и клясться, что они ничего не знают, что это сделали чужие из других деревень. Крестьянки заголосили и бросились целовать Фрадкину руки. Низкорослый, коренастый Фрадкин стоял неколебимо.

— Посты на все дороги! — приказал он своим бойцам. — Никого из деревни не выпускать. Скотину с пастбищ загнать в деревню.

Из этих приказов крестьяне поняли, что все мольбы, клятвы и лесть бесполезны, и, вместо того чтобы дальше препираться с начальником, стали ссориться друг с другом, размахивая руками и грозя кулаками.

— Всё из-за ваших! — кричал бедный мужичок, исхудалый и в залатанной одежде, на тех, что были потолще. — Мы, бедняки, не против Советов. Все беды от вас, богатеев. Из-за вас, сукиных детей, у нас отберут последних коров. У вас по нескольку коров, а у меня одна-единственная коровенка…

— Наша скотина тебе покоя не дает, завидущий, — отвечали крестьяне потолще, — мы знаем, наше хочешь захапать, потому-то и возводишь напраслину. Свиное ухо, вот ты кто.

Крестьяне вопили, наскакивали друг на друга. Фрадкин с удовольствием глядел на эту суматоху и перебранку. Он был уверен, что в этой междоусобной ссоре и грызне люди скорей проговорятся и выдадут свои секреты. Не успели оглянуться, как крестьяне стали вытаскивать припрятанное оружие и складывать его в кучу. Несли со всех концов деревни, все, что было, — винтовки, сабли, пики, штыки.

— На полях нашли, товарищ командир, на дороге, — лепетали крестьяне, выкладывая груду боеприпасов, — всякие разные солдаты проходили и оставили, вот те крест.

— Знаем, знаем, — отвечал Фрадкин, смотря на них острым, буравящим взглядом. — Всё несите, если мы сами найдем, хуже будет.

Крестьяне не заставили себя упрашивать, и за легким вооружением последовало тяжелое — ржавый ящик с патронами и даже легкое орудие.

— Тоже в полях нашли? — спросил Фрадкин.

— Нет, батюшка, это мы у отступающих австрияков купили за хлеб и молоко.

— Зачем же вы это купили?

— По дешевке предлагали, за целую пушку австрияки всего пару караваев просили. Мы подумали: пусть стоит во дворе. В хозяйстве все может пригодиться.

Фрадкин велел своим бойцам забрать оружие и отдал крестьянам новый приказ:

— Теперь, братцы, тащите живую контрабанду. Сколько там времени осталось?

Крестьяне снова принялись осенять себя крестом и божиться, что ни о чем таком они не слышали, ничего такого не видели. Фрадкин остановил их:

— Вспоминайте, братцы, хорошенько вспоминайте, и сразу же отыщется. Скоро время выйдет, и я прикажу выводить ваших коровушек.

Крестьяне стали переглядываться. Фрадкин перехватил их взгляды.

— Бедные крестьяне, у которых только одна корова, встаньте отдельно, — приказал он.

Целая ватага крестьян со своими женами вышла из толпы и отошла в сторону. Фрадкин повернулся к ним.

— Однокоровные, слушай меня, — сказал он, — если у этих, у богатых, сведут по одной корове со двора, у них все равно останется довольно. Если же у вас увести последнюю скотину, вы останетесь ни с чем. Поэтому мой вам совет: выкладывайте. Вы знаете, кто в этом стаде паршивая овца.

Однокоровные закачали головами. Вдруг один из них, тот исхудалый и в латаной одежде, которого богатеи назвали «свиным ухом», вышел вперед и ударил себя кулаком по впалой груди.