Станция «Гермес»

      Антон сделал несколько шагов по ковровой дорожке, разделявшей респектабельные апартаменты. Здесь царила рафинированная атмосфера английского клуба. Приглушенный свет играл на припорошенной пылью изумрудной поверхности ломберного стола — казалось, игроки отлучились на минуту по своим джентльменским делам, оставив на столе недоигранную партию и россыпь разноцветных фишек. Кресла у камина манили развалиться с сигарой и стаканом виски, а по углам прятались стеганые кожаные диваны с низкими столиками. В каждой детали ощущался незыблемый дух ушедшей эпохи, когда к привидениям и духам относились почтительно, как к пожилым родственникам, а спиритические сеансы проделывались с той же скрупулезностью, что и юридические сделки.

      Невольно он шагнул к бильярду на точеных пузатых ножках. На столе кем-то была заботливо выложена пирамида шаров, и биток предупредительно установлен на нижней отметке. Очевидно, все задумано таким образом, чтобы работники чувствовали себя на станции в большей роскоши, чем там, наверху.

      Ковровая дорожка привела его в библиотеку, где он испытал болезненный культурный шок. Все пространство от пола до потолочных балок занимали книги. Рыжие и пыльные фолианты плотно заполняли стены, глаза разбегались от невиданного обилия редких и ценных изданий. Не считая государственных библиотек, столько литературы в одном месте ему не встречалось никогда. Книг было бесчисленное количество. И какие это были книги! Он наугад вытянул одну, другую — тут и прижизненные работы классиков в кожаных переплетах, манускрипты на латинском и греческом, рукописные издания эпохи возрождения, редчайший испанский плутовской роман, религиозная и эзотерическая литература в подлинниках… А это что? «Тайная Доктрина» с автографом Блаватской? На полках выстроились коллекции, собранные с любовью и знанием дела — сочинения древнегреческих мыслителей, средневековые трактаты и анатомические атласы, шедевры эпохи ренессанса, старинная научная литература от Коперника до Ньютона, редкие технические журналы на всех языках мира. А еще в особых папках хранились снабженные ярлыками рукописи…

      Скрепя сердце он вынужден был признать, что предложение Велесова-старшего вовсе не так абсурдно, как может показаться. Пожалуй, при некоторых условиях, быть может, он и остался бы на станции. Не навсегда, конечно. Ровно на столько времени, сколько потребуется, чтобы пролистать каждый экземпляр и хоть мельком ознакомиться с таящимися внутри сокровищами. Хотя даже на краткое знакомство с коллекцией может не хватить и всей оставшейся жизни…

      Эти бы драгоценности — да утащить в деревенскую библиотеку… Чего им тут пропадать! Пожалуй, строгая библиотекарша не будет против. Да что библиотека, любой музей будет счастлив заполучить хоть сотую долю того, что бесцельно пылится здесь на полках.

      Хотелось бы зависнуть тут на неопределенное время, но сейчас у него были заботы посерьезней. Антон прошелся взглядом по полкам, пока не обнаружил знакомые каждому книжнику переплеты. Энциклопедия Брокгауза и Ефрона, все восемьдесят шесть благородных томов с золотым тиснением. Следуя инструкциям, он вытащил тома с шестьдесят восьмого по семьдесят четвертый, от Углерода до Цензуры. В глубине виднелся винтовой переключатель. Он повернул рукоятку. Загудел невидимый механизм и секция книжного шкафа подалась в сторону, открыв вход в скрытую комнату.

      За последнее время подобные трюки на станции встречались ему так часто, что он почти перестал удивляться. Помедлив в нерешительности, он шагнул внутрь. В тесном помещении едва помещался письменный стол и стул. Как и в библиотеке, стены здесь были оборудованы книжными полками, но место книг заняли папки со скоросшивателями.

      По всей видимости, это место представляло собой какой-то потайной архив. Видимо, скучные свидетельства ушедшей эпохи…

      Краем глаза он взглянул на дверной проем, ведущий из комнаты дальше, в полумрак коридора. Он понимал, что должен спешить, но запах обветшавших бумаг пробудил в нем инстинкт ищейки.

      Не удержавшись, он развязал тесемки распухшей папки, озаглавленной «АРХИВЪ», и принялся перебирать и разглядывать темные от времени страницы. Доклады, записки, распоряжения. Прошения и жалобы, деловые акты и протоколы заседаний, финансовые отчеты…

      «…Бенуарий Маркович! Поелику урожай по семь берковцев с десятины можно считать посредственными, спрос на сахарный песок сохраняется по шести рублей за пуд… Чтоб не вышло конфузу, без промедления гоните оный товарец на ярмарки Ильинскую, Макарьевскую, Коренскую, Ирбитскую и проч.».