Станция «Гермес»

      Тот, кто создал это произведение искусства, поистине был мастером от бога. Богатая, сочная фактура розового дерева прекрасно сочеталась с солидной бронзовой окантовкой. Тщательно отполированные выпуклости в благородстве линий могли соперничать с геометрией виолончели. Отражая янтарный свет, на изгибах стенок играли блики, а на боку, как печать собственника, горел золотом знакомый ему экслибрис Beta Hermetis.

      Невольно Антон приблизил глаза к полупрозрачному колпаку, пытаясь рассмотреть, что там внутри. Сквозь толщину зеленоватого стекла лишь чудились смутные очертания.

      Там что, кто-то есть?

      Он растерянно огляделся, и взгляд его упал на небольшой полированный ящик, напоминающий граммофон с рупором, укрепленный на специальной подставке рядом с саркофагом. В боку граммофона виднелся ряд серебряных рычажков, глубоко утопленных в дерево, и черный циферблат. Похоже, что это пульт управления. Недолго думая, Антон щелкнул наугад одним рычажком. Стрелка циферблата прыгнула на середину шкалы. Сверху послышалось гудение, и шланги зашевелились. Из саркофага послышалось приглушенные звуки булькающей жидкости. Поколебавшись, Антон перевел остальные рычаги в положение «вверх».

      Внутри саркофага вспыхнул свет.

      Под колпаком лежал человек. Он был совершенно обнажен, лишь узкая набедренная повязка прикрывала его чресла. Вид его был страшен. Казалось, обитатель саркофага пережил тяжелую болезнь, что изуродовала и обезобразила его плоть. Худые руки и ноги, высохшие до той крайней степени, когда можно говорить о мумификации, и по контрасту — раздутое, опухшее туловище, едва помещающееся от борта до борта. Шея отсутствовала, словно провалилась внутрь тела, а голова глубоко погрузилась в плечи. На верхушку лысого, испещренного пигментными пятнами черепа крепился полупрозрачный шлем с веерообразным навершием, из которого торчал пучок разноцветных проводов. Провода сбегали вниз, чтобы исчезнуть в бурлящем янтарном растворе, покрывающем тело почти полностью. Человек казался спящим, его складчатые веки были плотно сомкнуты, а вздутый куполообразный живот чуть заметно подрагивал.

      Первой мыслью Антона было, что перед ним не живой человек, разумеется, и даже не труп, а некая силиконовая кукла из фильма ужасов, искусно разукрашенная для придания эффекта. Он уже принялся судорожно нащупывать серебряные рычажки, чтобы выключить изображение навсегда, но тут лежащий в саркофаге шевельнулся.

      Черты бледного лица дрогнули, веки чуть приподнялись. Сухие, словно вылепленные из глины губы разомкнулись. Изо рта вылетел вздох. Через секундную задержку из граммофонного рупора раздался хрип, помехи и легкий плеск. Похожие звуки Антон слышал в трубке телефона, обнаруженного ими наверху в комнате с гермой. Очевидно, в саркофаге имелся чувствительный микрофон, который воспроизводил мельчайшие звуки внутри.

      Нижняя челюсть старика шевельнулась. Резкий скрипучий голос произнес:

      — А? Кто тут?

      От неожиданности у Антона прыгнуло сердце. Теперь он заметил черную трубку с раструбом у подбородка обитателя саркофага. Оно.. разговаривает?

      — Вы… меня видите?

      — Не только вижу, но и слышу… — сказал голос. — Благодаря тому и существую. Иначе со скуки изойдешь, как пить дать…

      Антон впал в ступор, не отводя глаз от говорящего. Восковое, без единой кровинки лицо, глубоко запавшие глаза, хрящеватый нос. Что-то смутно знакомое было в этих хищных чертах.

      — Пошто молчишь? — спросили из репродуктора. — Раз пришел, говори… Развлеки старика.

      Он почувствовал себя идиотом. И что сказать? Меня зовут Антон, я тут мимо проходил…

      — Вам там… лежать удобно? — спросил он и сам себе удивился, как он мог такое ляпнуть.

      — Ко всему привыкаешь, любезный, — сказал старик. — Архимедис утверждал, что в водном растворе телу чувствуется легче. Прав мудрец… проверено на собственной шкуре! Хоть я бы скорей предпочел перину под балдахином, да в соседстве с прекрасной дамой… Вот скука донимает, это да. Тошно лежать бревном. Ни чаю не выпить, ни водки.

      Уродец скосил взгляд, и Антон вдруг заметил, что зрачки у него отсутствовали. Из-под тяжелых складчатых век на него смотрели обесцвеченные слепые глаза, как у тех античных голов, насаженных на гермы.

      — Библиотека у меня превосходная, лучшее в губернии собрание, а читать не могу. Что бы ни утверждали господа поэты, литература очень физична. Там все о любви, ощущениях, а мне это без надобности… Мой Филька-камердинер здоров читать всякие фантасмагории, а я брезгую. Хоть попадаются занятные вещицы. Помню про голову профессора, что жила сама по себе без туловища. Бойко написано, да и бытие мое наложило на прочтение особый отпечаток… Меня увлекает отрасль абстрактная, потому развлекаюсь тем, что переигрываю карточные партии, кои мне удалось сыграть в жизни. Право, никогда не приедается. Доставляет мне неизгладимое удовольствие находить все новые варианты. Все же мы, брат, мыслители! Негоже нам скучать, даже находясь в вечном мраке…