В груди кольнуло. Артур не был уверен, какой из этих взглядов сделал ему больнее. Вот так, вполоборота, когда почти не было видно лица, мальчишка походил на него самого. Только Эссексу абсолютно не хотелось думать, что он мог бы так же заискивающе льнуть к мощной и безразличной фигуре.
Он долго сидел, разглядывая мельчайшие детали — положение руки Дугласа, обхватившей талию любовника как дорогую вазу, будто тот опасался сжать его сильнее, наклон головы, изображавший небрежное превосходство, и милостивое поощрение…. Ретт разрешал себя любить. Разрешал, но не любил. Артур знал его слишком хорошо, чтобы не суметь перевести в слова мельчайший его жест или движение губ.
Лишь бросив взгляд на часы, Артур обнаружил, что прошло почти два часа — прошло просто так, ушло в пустоту. А ведь звонок редактору так и не был сделан.
От мысли о том, что время пролетело настолько быстро, по спине Эссекса пробежал холодок. Он торопливо достал мобильный и взялся за дело, полностью отключаясь от того непонятного чувства, которое накрыло его с головой.
Следующим планом программы по раскрутке начинающей звезды было выступление на презентации нового журнала, ориентированного уже на более молодую публику, который должен был появиться не без содействия издательских мощностей «Esseks-in-line». Сложная череда взаимных услуг включала размещение Адамса на обложке пилотного выпуска, в обмен на что Артур обеспечивал презентацию присутствием журналистов. Выступление звезды первого номера устраивало обе стороны.
К началу презентации для Артура вся работа уже была закончена, и он спокойно сидел за одним из столиков, вслушиваясь в гитарные аккорды и чуть хрипловатый голос Адамса. Выступал он в итоге вовсе не с оговоренной классической программой, а с какой-то песней собственного сочинения, всё же куда более симпатичной Эссексу, чем те обрывки записей, которые остались от недописанного с Рюэлем альбома. То, чего требовал Арсен, больше походило на однообразные серии слов и аккордов, призванные давить на уши и врезаться в сознание. Так что прослушал запись Артур с большим трудом, и что сказать Адамсу о результате его трёхлетних усилий, придумал далеко не сразу. Именно после этого Артур боялся услышать со сцены что-то современное, но всё оказалось вполне прилично и даже приятно.
Артур прикрыл глаза, отпуская чувства на волю. Последние дни превратились в бесконечную череду беготни и переговоров, но он был этому даже рад — суета с раскруткой хоть немного отвлекала от вернувшихся внезапно, но прочно обосновавшихся в голове мыслей о Дугласе.
Артур не вспоминал о Ретте. Это имя и вся их совместная жизнь были закрыты на замок, ключ от которого хранился где-то на дне озера вместе со священным мечом его знаменитого тёзки.
Иногда, правда, Артур видел сны. Они приходили внезапно и могли длиться несколько ночей подряд, заставляя Артура перебираться в гостевую спальню, чтобы не выдать перед Дэреком своих мыслей. В этих снах он видел Ретта, то дремавшего на диване, то сидевшего за своим мощным дубовым столом в офисе. Артур подходил к нему и принимался медленно расстёгивать рубашку. Обводил пальцами стальные узелки мускулов и покрывал поцелуями шершавую кожу на груди. Продолжение было разным, но всегда долгим и приятным. Он не мог насытиться Реттом и никогда не получал разрядки в этих снах, зато наутро просыпался полный сил и тянущего чувства потери.
А иногда ничего такого не было. Во сне они с Реттом просто шли куда-то, стояли на каких-то смотровых площадках и разглядывали незнакомые здания. Эти сны Артур запоминал плохо, от них оставалось только ощущение сильных рук, лежавших у него на талии, горячего дыхания у основания шеи и всепоглощающего тепла, в которое Артур падал рядом с Дугласом и о котором давно успел позабыть.
Фотография всколыхнула всё с новой силой, и теперь Артур всерьёз опасался, что снова начинает падать в ту пропасть, из которой выбрался с таким трудом. Он ловил себя на том, что сидел и прокручивал в голове воспоминания, и лишь когда раздавался звонок телефона или рядом оказывался Дэрек, понимал, что прошёл уже час или два. Это состояние Артуру не нравилось. Он ценил своё время. Он слишком многого ещё хотел добиться, чтобы вот так просто застрять в невесомости и утонуть в прошлом.
Музыка Адамса — настоящая, а не та, которую он играл для Рюэля — неожиданно оказалась отличным катализатором для этой сладкой комы, и лишь на краю сознания сейчас оставалось висеть чувство, что это неправильно.