Станция на пути туда, где лучше

С собой в казематы она его не пускала. “Очень опасно – чего доброго, подцепишь паразитов или инфекцию, – объясняла она. – Да ты и не знаешь, что именно надо искать”. Она спускалась внутрь, а возвращалась, довольно улыбаясь, с полной сумкой трофеев. И он ждал, пока она отметит бывший каземат на карте. Координаты она определяла с помощью диковинного прибора – металлического овала с щелкой посредине, под названием “хав”; он висел на черном шнурке у нее на шее, и она, поднеся его к правому глазу и зажав, словно монокль, смотрела в щелку на звезды. В конце концов она разрешила Альберту светить ей. Он опускал в люк фонарь на веревке и освещал темные казематы, пока она искала трофеи.

Она объяснила ему, как разбирать панели, за которыми находятся источники питания, как обрезать провода и вынимать из гнезда батарейку, не дав ей вытечь. Однажды они под нескончаемым дождем отводили с помощью трубы воду из хранилища в заброшенном каземате; день был самым тяжелым в его жизни, но трудились не зря – из тайника в стене достали электромагнит-кворх. Работает, заключила Крик и с гордостью показала Альберту пучок из потускневших деталей, вроде свечей зажигания от грузовика. “Похоже, этот каземат переоборудовали, – рассудила она. – Далеко не в каждом есть кворх такого типа. Это новейшая модель. Как видно, сидел здесь не простой узник. Вот отыщем еще с десяток таких – и скоро достроим кондьюсер или хотя бы опытный образец”.

За все время, что он ходил по округе с Крик, их ни разу никто не увидел. Наверное, его тоже делает невидимкой аоксинская кровь, думал он. Но однажды, на пути через поле, ему почудилось, будто за рулем трактора встрепенулся фермер и уставился из-под руки вдаль, словно заметил чужака. Как-то раз в сумерках он вышел на проселок и, увидев на обочине полицейскую машину, был уверен, что констебль обернулся, разглядывает его, – но в погоню никто за ним не пустился. Судя по картам Крик, прошли они очень много, пересекли пять графств – и у каждого нового каземата разбивали лагерь. Аоксинское в нем перевешивало земное. Он никогда не уставал учиться, не знал ни скуки, ни страха, ни тоски. Сердце и ум его будто созрели, наполнились. Ни разу в жизни он не был так счастлив, как в те дни, рядом с Крик.

⇒

Карен с отцом вернулись в номер заполночь. Я лежал неподвижно в наушниках, и они, должно быть, решили, что я не вижу, как падает на пол полоска света из коридора, как пляшут на ковре их тени, не слышу их громкого шепота: “Тсс, тише, разбудишь его”.

– Прости!

Но я все видел и слышал.

Приоткрыв глаза, я смотрел, как они, пьяно шатаясь, ковыляют в ванную. Слышались робкие мольбы Карен: “Нет, нет, нет, погоди, а то увидит – не надо!” – а отец меж тем расстегнул молнию на ее замшевой юбке, потянул разок, и юбка жалкой тряпицей сползла к ее ногам.