Станция на пути туда, где лучше

– Но тогда… – Он поймал в видоискатель луч солнца, мысленно провел дугу, чтобы найти ориентир, как учила Крик: скопление размытых зеленых шестиугольников. – Как же я узнаю, что ты добралась до дома?

– Я отправлю послание, тебе одному понятное. – Опершись на корпус кондьюсера, она разглядывала землю под ногами. – Не такой четкий, как вчера. Я про стартовый контур.

– По-моему, ничего не изменилось.

– У тебя глаз не наметанный. – Она забрала у него хав и спрятала в карман. – Ты и вправду держишь или делаешь то же, что всегда?

– Что именно?

– Стараешься мне угодить.

– Нет. – Он повторил вслух свою мысль: если она его учила правильно, значит, стартовый контур работает четко.

Она приободрилась.

– Пожалуй, устроим еще одно испытание, – сказала она. – И, может быть, если обработать еще раз края болванок, то и результат будет лучше – мы их уже несколько недель не обрабатывали. Но если и это не поможет, выхода у нас не будет. Придется нам снова идти на раскопки, малыш. Этот контур долго не протянет.

⇒

Всюду было лето, а в чулане колотун. Кафель будто вобрал в себя весь холод, и я промерз до костей. Пришлось выключить плеер и натянуть на себя все, что нашлось в сумке теплого. Под конец я смахивал на матрас, но не согрелся ни капельки. Я разобрал картонную коробку и разложил на полу для тепла. Даже пару глотков бренди выпить рискнул, вспомнив бабушкины слова, что им лечат кашель, и вопрос рождественской викторины о фляжках на ошейниках у сенбернаров. Но против холода ничего не помогало – слишком глубоко он в меня въелся, до самого нутра. Я влез на деревянный ящик и взял в ладони лампочку, чтобы напитаться сквозь кожу теплом; наверное, это и помогло мне продержаться. Тепло заструилось от кончиков пальцев прямиком к сердцу и привело меня в чувство, вернуло мне веру, что если потерпеть и чем-то себя занять, то меня обязательно найдут. Но я сошел бы с ума, если бы не “Кудесница”. Не будь у меня этих кассет и плеера, я утратил бы главное – память о том, кем я был прежде, до того как отец меня здесь бросил.

⇒

[…] Множительный кондьюсер работал бесшумно, но испускал ультразвук, на него-то и слетались по ночам летучие мыши. Крик называла их птицекрысами, и Альберта это всегда смешило. До самого отлета ему и в голову не приходило, что они вредители, а в тот вечер макушки деревьев так и кишели зверьками, они носились и хлопали крыльями прямо возле аппарата, Альберт даже испугался. Кондьюсер, хоть и был огромный, отзывался на звук его шагов – Крик говорила, что поступь у него очень тяжелая для ребенка, и во внутреннюю камеру пускала его только в специальных тапочках, на три размера больше, чем надо. В тот вечер она, конечно, помнила о “птицекрысах” в небе, но ей было не до них. Он зашел в камеру, а она уже там, сверяется со списком дел. Увидев в дверях Альберта, она поманила его.

– Обувь, – напомнила Крик, и он надел тапочки.

– Видела, что снаружи творится? – спросил он.